Шрифт:
— Я…
— Необязательно вслух, — остановил меня мастер, прикрыл глаза и зашевелил губами, что-то беззвучно говоря глыбе.
— Будь голубем, — прошептал я, тоже на всякий случай закрыв глаза.
Овражский закашлялся, но ничего не сказал по поводу моей ёмкой беседы с камнем. Пожалуй, именно тогда он засомневался в первый раз.
— И вот после всего этого уже можно взяться за инструмент, — мастер открыл глаза и улыбнулся. — Начнем с простого!
Первым было уже вполне знакомое мне долото. С его помощью отсекались крупные куски. Затем Максим Леонидович засыпал меня объяснениями по поводу напильников, надфилей, наконечников, рашфилей и прочего.
В общем, опрометчиво я тогда решил обойтись одним долотом…
У Овражского уже был в наличии и рисунок, и глиняная модель. Подготовился, ожидая меня. Кто-то заказал ему статую своего почившего пса. Милейший мопс смотрел своими большими глазами с картинки.
Мастер терпеливо старался работать медленно и объяснять каждое действие. Выдержка у Максима Леонидовича была крепче любого камня.
Вместе с наблюдением за физическими действиями, отслеживал я и магические потоки. Благодаря им процесс не занимал месяцы или даже годы. Знал я и таких мастеров, одаренных иной силой, но полюбивших навечно замершую красоту скульптур.
Стихия так послушно подчинялась Овражскому, что я залюбовался. Вот уж истинное искусство. В какой-то момент мастер увлекся и забылся, и крошка полетела во все стороны, равномерным слоем покрывая всё вокруг.
— Ну вот, грубая форма готова, — он отошел в сторону и отряхнул свой фартук.
То, что он назвал «грубым» для меня выглядело законченным. Не идеальным, но безусловно прекрасным.
— Теперь ваша очередь, ваше сиятельство. Начните с рисунка, — мастер указал на писчие принадлежности и бумагу.
Очень хорошо представляя голубей, я с энтузиазмом взялся за карандаш. Но оказалось, что такие знакомые птицы не так мне и известны. Побродив по берегу в поисках живой натуры, я взял за пример чайку.
Та прямо-таки позировала, греясь на камне, так что дело пошло быстро.
Когда я принес рисунок Овражскому, тот опять почесал затылок и посмотрел на меня долгим взглядом.
— Это что? — нерешительно спросил он.
— Голубь.
— Аааа… Давайте внесем некоторые изменения, если вы не возражаете.
Изменения его заключались в том, чтобы отложить моё творчество и нарисовать нормального голубя. Я от души поблагодарил его и приступил к лепке.
Глина, к счастью, уже была в нужном состоянии. И я, объективно, с этим этапом справился гораздо лучше, чем с рисованием. И подправлять мастеру пришлось совсем немного.
Овражский даже похвалил меня, отчего мне пришлось уточнить — действительно ли всё так хорошо.
Максим Леонидович долго смущался, но всё же признался. Плохо. Не безнадежно, но таланта к этом виду созидания у меня, похоже, не было. Я не расстроился, к искусству меня никогда не тянуло с точки зрения создателя. Мои артефакты для меня были искусством.
Каждому свое. Но у меня была задача и сдаваться я был не намерен.
Поэтому я весьма настойчиво убедил Овражского не щадить меня и указывать на ошибки. Иначе я ничему не научусь. Ему далось это непросто, но после дело пошло лучше.
Теперь я понимал, что я делаю не так. Оставалось сделать так.
Этапы я повторил ещё раз. Только исправлял всё теперь самостоятельно.
К обеду была готова довольно сносная глиняная модель. На орлиный нос голубя мы дружно махнули рукой, обозвав это авторской задумкой. Грознее будет. В конце концов, химерологи и не такое творят.
Большой казан с тушеным мясом и картошкой мы умяли, не заметив. Работа пока вроде была сплошь творческая, но аппетит разыгрался зверский. Так что после трапезы пошли в ход пряники, которые тоже были безжалостно уничтожены с таежным чаем.
— Может вам всё же начать с простых форм? — Максим Леонидович подал к чаю ещё и баранки, и задумчиво крутил одну из них в руках.
— Я и начинаю с простых, — вздохнул я.
Может съездить к приснившему мне купцу Дробынину и выкопать для него огромный котлован? Труд банальный, но зато даст большой толчок к рангу.
Эти мысли я прогнал, справлюсь!
Зауральские травы взбодрили тело и дух, так что к «грязной» части я приступил с твердым решением сделать невозможное.
Максим Леонидович любезно приготовил для меня куски нужного размера. Все свои эксперименты я, конечно же, обещал возместить с лихвой, следующую поставку сделав больше.
Трудился я до заката и мозолей на ладонях.
К финалу слетелись все лесные птицы. Они молчаливо наблюдали за мной и не надо было быть анималистом, чтобы почувствовать их порицание. Тем не менее они помогли, добавили живости образа моему голубю.