Офис радиостанции оказывается прозаическим набором обычных кабинетов. Где-то за дверями скрывается студия, откуда ведутся трансляции. А остальные помещения занимают вспомогательные службы. Табличек на дверях нет. Евгения, видя наше любопытство, машет рукой, указывая на кабинеты: «Рекламный отдел, редактор эфира, бухгалтерия, директор». «Святая святых» за такой же, обычной на вид дверью в торце коридора, а Макарова заводит нас в кабинет, который делит с другими сотрудниками. Достает из сейфа документы — два пухлых конверта. Кроме паспортов и авиабилетов медицинские страховки, путевки с распечатанной программой круиза, памятка, касающаяся встречи в аэропорту в Италии.

Мы сердечно благодарим Женю, вручаем сладости, произведенные у нас на малой родине. По тому, как на словах отказывается и, разумеется, принимает подарки, понимаем, что все так делают. У них здесь, наверное, как на «Поле Чудес», свой музей, экспонатами которого сотрудники с удовольствием лакомятся.

Едва мы выходим на улицу, звонит Валя. Освободился. Встретимся на два часа раньше!

Стою на условленном месте, как жираф, вытягиваю шею. Хочется увидеть сына как можно быстрее, хоть на несколько секунд раньше. Вот различаю его фигуру в толпе, он тоже нас видит и улыбается. Поднимает в воздух растопыренную пятерню. Я понимаю, что это не просто приветствие, а сообщение: «пять на экзамене».

Кидаюсь сыну на шею, обнимаю и целую. Это то, чего мне не хватало почти полгода! Валька не возражает, он выше меня почти на голову, и при его несогласии я бы просто не дотянулась. Через несколько секунд Дан меня оттесняет и тоже здоровается с сыном, а потом оттаскивает нас в сторону, поскольку мы стоим посреди дороги и мешаем прохожим.

Кажется, Валька еще вырос, расширился в плечах. Почти каждый день вижу его на экране, но вживую он немного другой, незнакомый. Даже голос не такой, как передает скайп. Мы неторопливо идем, а Валя оживленно рассказывает о том, как прошел экзамен.

Сын ведет нас в недорогое кафе самообслуживания. В переулке неприметный вход — только для знающих, случайный турист не зайдет. У Вали зверский аппетит. Поглощая обед, он не прекращает рассказывать о приятелях-одногруппниках, преподавателях, пересказывать всякие курьезные случаи. Мне очень хочется задать ему вопросы о Саше. По скайпу не решалась, думала, вдруг она прямо напротив, за крышкой ноутбука стоит? Но вставить вопрос у меня не получается. Резко от пересказа институтских дел сын переходит к обсуждению наших дальнейших планов на сегодня.

Мне абсолютно все равно, куда идти, на что смотреть, где гулять или сидеть. Дану, я думаю, тоже. А Валька, похоже, что-то задумал, в глазах горят озорные искорки. Только бы не в парк аттракционов. Раньше именно в этом месте глаза у сына так загорались. Лет десять назад. Он тащил меня на американские горки, и полупритворный ужас на моем лице его веселил. Но сейчас мой вестибулярный аппарат не выдержит и одного серьезного аттракциона. Да и кошелек… Нам для сына ничего не жалко, но парк — это дело очень затратное. Мы, мягко говоря, на мели, хотя Вале в этом совершенно не хочется признаваться. С собой у нас валюта, которую в любой момент можно поменять, но за границей тоже могут случиться непредусмотренные траты.

Но Валина идея оказывается проще и в то же время оригинальнее. Он тщательно выясняет, нет ли у нас конкретных желаний, и предлагает:

— Тогда давайте съездим в палеонтологический музей, на скелеты динозавров посмотрим. Я давно собирался, а Саша говорит, что не хочет смотреть на «мертвечину», — заканчивает он, понижая голос.

Едем на метро довольно долго. Выходим явно в спальном районе и добираемся до музея. Только это не музей. Это замок. Большой строгий замок из красного кирпича. Только оказавшись внутри, я убеждаюсь, что приехали правильно.

Музей впечатляет. В начале осмотра в отдельной башне огромное керамическое панно «Древо Жизни». Охватить его одним взглядом не получается, можно рассматривать только по уровням. Внизу какие-то примитивные животные — зарождение жизни, выше — динозавры, птицы, звери. На самом верху — вершина эволюции — человечество. Точнее барельеф матери с младенцем. На них я задерживаю взгляд, плечи передергивает судорогой. Очень трогательно. Только так и должен выглядеть символ человечества. Не мужчина и женщина, не кружочки с крестиками и стрелочками, не «витрувианский человек»*, а дающая жизнь и ее дитя.

Залы музея просторные и просто напичканы экспонатами. Я и не задумывалась, как много существ обитало в воде еще до того, как жизнь вышла на сушу. Как много причудливых «ошибок природы». Нет, правильнее сказать экспериментов природы, пробных образцов. До того, как возникли современные животные, тоже порой странные, но выжившие в эволюционной борьбе, а значит более совершенные.

Валька с увлечением рассматривает и всевозможные ракушки, и рыб, которые оставили лишь свой отпечаток на камне. А я рассматриваю его. Такого родного и близкого ребенка, такого незнакомого взрослого мужчину. Сейчас в его глазах загорается детское любопытство и восторг. И он становится похож на того малыша, которого я пеленала и укачивала на руках, на мальчика, который совал нос во все щели, разбивал коленки, бесконечно изобретал игры и забавы, на серьезного и взволнованного юношу, покинувшего дом девять с половиной месяцев назад. Но сегодня я смотрю на него неотрывно, замечаю незнакомые мне взгляды, жесты, слова. Как он повзрослел! Уверенно вел нас по лабиринту переулков центра Москвы и по переходам метро. От выхода из метро нашел путь к музею, в который, как и мы, попал впервые. Платил за себя в кафе и в музее. Казалось бы, мы его содержим, но он привык самостоятельно контролировать свои расходы. Сказал: «У вас впереди еще большие траты».