— С женой что, совсем плохо? — спрашивает.

— Разводимся.

— Гулял небось?

Голову наклонила набок. Смотрит пытливо.

И чего мне стоит соврать? Незнакомому человеку. Встретились и больше никогда не увидимся. Да и с чего бы мне исповедоваться?

Но знаю, что видит меня насквозь. Потупился, киваю.

Баба Зоя не вздыхает даже. Просто шумно выдыхает.

— Но в отпуск-то вы вместе едете, — продолжает через минуту.

— Так получилось, — усмехаюсь. — Я — сопровождающее лицо. Больше некому было.

Она не выспрашивает подробности.

— Вот и не зевай. Разбитую чашку можно склеить. Если, конечно, осколки не мелкие. Надо только хороший клей подобрать. Знаешь, сколько вот так разбегались, а потом сходились и жили вместе до гроба.

Конечно, у людей всё бывает, но Танька не такая, в одну реку дважды входить не будет.

— Ты в шашки иль шахматы играешь?

Не пойму, к чему вдруг она.

— Я играю, а жена нет.

— Про жену и не спрашиваю. Раз играешь, поймёшь меня. Любовь — это не шашки-шахматы. Любовь — это игра в поддавки. Чем больше отдаешь, тем больше получаешь.

Расстаемся с бабой Зоей уже в двенадцатом часу. Умываюсь, ложусь. А сон нейдет.

Думаю, и правда, как мы дошли до жизни такой?

Кажется, еще совсем недавно любили друг друга. А теперь чужие люди. Живем параллельно.

Но измены тут ни при чем. Мало ли мужей не хранят женам верность? Трое из четырех. И не со всеми ведь разводятся.

Понятно, что есть причины у женщин держаться за мужиков. Детей в одиночку растить нелегко. Да и известно, что «на одного сорокалетнего холостяка…». Одного мужа упустишь, не факт, что сыщешь другого.

Но не только же из меркантильных соображений прощают. Просто по любви. Ведь что такое измена? Зачастую — порыв, минутный соблазн. Необдуманный поступок. Так было у меня с Милой. Да и не только с ней.

Природой так заложено. Чтобы самец поддался искушению, овладел согласной самочкой. И дальше по своим делам. Все для того, чтобы род человеческий продолжался. Это уж люди придумали всяческие контрацептивы. А спорить с природой глупо и опасно.

Так что измены ни при чем.

Просто исчезло что-то из отношений. Потерялось по дороге. Какой-то винтик, который все держал. И вот едет автомобиль по шоссе и на каждом повороте, на каждой кочке, в каждой выбоине теряет по детали. И вовсе рассыпается.

С этой картинкой в голове проваливаюсь в сон. Тяжелый, тоскливый. Знаю, что прав, но легче от того не становится.

И в суперклей я не верю.

Татьяна

Встаю по будильнику ровно в три часа ночи. Пока одеваюсь и причесываюсь, слышу, как верещит будильник Дана, и он, на второй уже, наверное, минуте резкой мелодии, все же его выключает. Значит встал. По крайней мере, сел на кровати. Хорошо, очень не хотелось идти его расталкивать.

Проснуться теперь ему тяжело. Я легла не рано, а он и подавно. Сидел, болтал с Зоей Михайловной, будто ему по жизни лясы поточить не с кем — ползавода дружбанов. Я уснула далеко не сразу и до последнего слышала их приглушенные голоса. О чем говорили, не слышно было, да и не прислушивалась, очень надо. Но думается, и по моей персоне прошлись.

Зоя Михайловна — в целом старушка приятная. И чисто у нее, и готовит вкусно, только очень уж любопытная, въедливая. Все ей расскажи, отчитайся, почему спим на разных кроватях. Да потому, что уже несколько месяцев живем в разных комнатах. И собираемся по разным квартирам разъехаться.

Что уж ей поведал мой полубывший, теперь останется секретом. Да и какая разница, что думает обо мне человек, которого я больше никогда не увижу. Неприятно только, что тот, с кем прожили двадцать лет, обсуждает меня с посторонними.

Иду умываться, потом выкатываю из комнаты свой чемодан. Зоя Михайловна бодрая, аккуратно одетая и причесанная, будто и не ложилась, уже стоит в прихожей. Улыбается так же широко, как и при встрече, начинает прощально-напутственную речь. Через пару минут в коридор выкатывает чемодан Дан. Идет ссутулившись, хмурится, но едва видит хозяйку, улыбается во все тридцать два.

Обидно. Старушке, которая приютила за деньги он рад, а мне, которая взяла его в круиз мечты, и кивнуть не удосужился.

Прощаемся и выходим за дверь. На лестничной площадке Дан молча подхватывает мой чемодан и спускает его к двери подъезда. Но на меня такие псевдоджентельменские штучки впечатления не производят. Обида скребется в душе мелким мышонком. Думаю, как здорово было бы сейчас взять и порвать вторую путевку, документы-то все у меня. Р-р-аз! И он отправляется домой, а я в средиземноморскую кругосветку.