— Почему вы так считаете?

— Джинсы и майка из хлопка, а ему надо четыре-пять лет, чтобы истлеть. Они исчезли не полностью, хотя дело к тому идет.

— Что-нибудь еще?

— Поближе можно взглянуть?

— Ради Бога.

Здесь работала совсем другая криминалистическая группа — не та, с которой я познакомился при обнаружении тела Салли Палмер. Когда я присел на корточки у края раскопа, эксперты взглянули на меня, но продолжили заниматься делом без каких-либо комментариев. Было и так уже поздно, а впереди ждала долгая ночь.

— Какие-то следы от травм есть? — спросил я одного из криминалистов.

— Довольно сильные повреждения черепа, но мы только-только приступили к его осмотру. — Он показал на правую височную кость, еще частично присыпанную землей. Впрочем, уже видны трещины, лучами расходившиеся от проломленного участка.

— Травма скорее тупая, чем острая или баллистическая, — заметил я, разглядывая кость. — Вы как считаете?

Эксперт кивнул. В отличие от его коллег, которых я встретил на предыдущем месте преступления, он не выказывал недовольства по поводу моего вмешательства.

— Похоже на то. Но подписываться под этим не буду, пока не убедимся, что в черепе не брякает пуля.

Повреждение черепа, вызванное огнестрельным ранением или чем-то острым типа ножа, отличается по своему характеру от травмы, полученной при ударе тупым предметом. Обычно их трудно спутать, причем пока что признаки говорили за последнюю версию: вмятина как на продавленной яичной скорлупе. С другой стороны, я вполне разделял осторожность криминалиста.

— Вы думаете, причиной смерти стала травма головы? — спросил Маккензи.

— Может быть, — ответил я. — Судя по внешнему виду, рана летальная, если, конечно, ее не нанесли посмертно. Пока сказать трудно.

— А что же можно сказать прямо сейчас? — спросил он, раздражаясь.

— Ну, во-первых, это мужчина. Вероятно, белый, около двадцати лет от роду.

Инспектор заглянул в могилу.

— Серьезно?

— Посмотрите на череп. У мужчин и женщин разная форма челюсти. У мужчин она более широкая. А там, где было ухо… видите, как выступает та косточка? Скуловая арка, и у мужчин она всегда больше. Что же до расы, то носовые кости свидетельствуют о европеоидном происхождении. Он может оказаться и монголоидом, хотя… раз черепная коробка имеет выраженную ромбовидную форму, я бы сказал, что вряд ли. Возраст… — Я пожал плечами. — Опять-таки на данном этапе это будет только предположением. Но насколько я могу судить о шейных позвонках, они не изношены. А ребра? Вот посмотрите… — Я показал пальцем на тупые концы ребер, выдававшиеся из-под майки. — Чем старше становишься, тем более шишковатыми выглядят торцы. Здесь края еще вполне резкие, так что, очевидно, речь идет о молодом человеке.

Маккензи закрыл глаза и потер переносицу.

— Просто здорово. Именно то, что нам нужно. Побочное убийство. — Он вдруг вскинул голову. — И следов перерезания горла тоже нет, да?

— Я по крайней мере их не вижу. — Шейные позвонки на наличие царапин от ножа я уже проверил. — После такого долгого пребывания под землей любые повреждения заметить труднее, так что нужна экспертиза. В глаза ничего не бросается.

— Слава тебе, Господи, за мелкие радости, — пробормотал Маккензи. Ему можно было только посочувствовать. Трудно сказать, что затруднит дело больше: расследование второго убийства или же выявление факта, что тот же самый преступник орудовал годами.

Меня, впрочем, это не касалось, чему я был только рад. Я встал, стряхивая грязь с ладоней.

— Если я вам больше не нужен, то мне, пожалуй, пора возвращаться.

— Вы сможете прийти в лабораторию завтра? В смысле сегодня? — добавил Маккензи, спохватившись.

— Зачем?

Он, похоже, искренне удивился вопросу.

— Чтобы повнимательнее все изучить. К середине утра мы должны закончить, так что к обеду сможем предоставить труп.

— Создается впечатление, что вы заранее уверены, будто я собираюсь принимать в этом участие.

— А разве не так?

Моя очередь удивляться. Не столько его вопросу, сколько тому, что он сумел разобраться во мне лучше меня самого.

— Да, пожалуй, — сказал я, смиряясь с неизбежным. — К двенадцати буду.

Я проснулся на кухне, продрогший и растерянный. Передо мной — распахнутая в садик дверь, сквозь которую заметны первые намеки на светлеющее небо. Сновидение еще свежо в моей памяти; голоса и ощущение присутствия Кары и Алисы столь явственны, будто мы только что разговаривали. На этот раз сон оказался даже более пугающим, чем обычно. Казалось, Кара хотела меня о чем-то предупредить, но я отказывался слушать. Боялся того, что мог от нее узнать.

Я поежился. Совсем не помню, как спустился вниз и что побудило меня отпереть замок. Обеспокоенный, я собрался было закрыть дверь и тут же остановился. Из бледного моря тумана, накрывшего поле, словно скала вздымалась непроницаемая чернота леса. Меня охватило недоброе предчувствие.

«За деревьями леса не видит». Почему всплыла в голове эта фраза? На секунду показалось, будто за ней стоит что-то более глубокое и важное, но сколько я ни тщился, смысл ускользал и таял. Я все еще пытался его ухватить, когда что-то коснулось шеи, чуть пониже затылка.