Он молча двигался вперёд не оборачиваясь. Казалось, ему было безразлично, следую я за ним или нет. Я заставил себя идти не сразу, а только когда впереди начал меркнуть свет.

Монк, конечно, знал, что я иду сзади. Я ощущал безнадёжность. Всё на свете потеряло смысл. Какого чёрта я залез сюда, в это подземелье? Зачем? Куда он меня ведёт? Мысль, что выход на поверхность становится всё дальше, приводила меня в ужас, но мне просто некуда было деваться. Если бы Монк хотел меня убить, он бы давно это сделал. И самое главное: я должен найти Софи.

Мы вышли в проход, где можно было идти не сгибаясь. Монк двинулся дальше не останавливаясь. Вот тут я его догнал и запыхавшись спросил:

— Где Софи?

Он продолжал идти молча, не замедляя шага. И тогда я схватил его за руку, похожую на кусок дерева.

— Ты только скажи, она жива?

— Заткнись.

Монк высвободил руку без малейшего усилия, но я повалился на землю. И с трудом поднялся, встав вначале на четвереньки. Его голос наполнил пространство хриплым громыханием. Монк повернулся, чтобы продолжить путь, но вдруг опёрся о камень и согнулся почти вдвое, сражённый приступом жестокого кашля. Острые спазмы долго сотрясали его плечи, затем он сплюнул комок мокроты, тяжело дыша, вытер ладонью рот и двинулся дальше.

Я шёл за ним, обдумывая увиденное. Мне и раньше всё это казалось подозрительным — его влажное хриплое дыхание в телефонной трубке, то, что он сплюнул на пол в доме Уэйнрайта. И вот сейчас этот кашель подтвердил мои предположения.

Монк серьёзно болен.

Правда, это не делало его менее опасным. Сил у этого человека оставалось ещё достаточно. Я едва за ним поспевал, понимая, что если отстану, то пропаду. Сейчас Монк был моей единственной надеждой. Я плёлся за ним вверх по проходу, устремив взгляд в его широкую спину, утопая в воде, и вдруг свет погас.

Я резко остановился, отгоняя мысль, что это садистский трюк оставить меня здесь медленно умирать. Вскоре свет забрезжил справа. Я двинулся к нему и остановился у расщелины в скале. Хрипы Монка доносились с противоположной стороны, что означало, что он уже туда пролез. Как ему это удалось? Невозможно представить.

Расселина тянулась вверх под острым углом. Я начал протискиваться в неё, стараясь не потерять из виду слабеющий свет. Но он быстро тускнел. И вот наконец наступила темнота, и я больше не слышал шагов Монка. Теперь главное было не останавливаться, не давать страху парализовать тело.

Затем проход, сделав резкий зигзаг, неожиданно расширился, и я увидел впереди свет. А вскоре оказался в небольшой пещере, где меня после кромешной темноты ослепил тусклый, стоящий на полу фонарь. Неподалёку газовый нагреватель с шипением вырабатывал тепло, без которого в этой пещере можно было бы замёрзнуть. Когда мои глаза привыкли к свету, я разглядел на полу сумки, бутылки и банки. Монк присел на смятое одеяло, глядя на меня своими мёртвыми глазами.

В углу, съёжившись под одеялом, лежала Софи. Она тоже смотрела на меня.

— Боже… Дэвид…

Я опустился рядом с ней на колени, и она, дрожа всем телом, обвила руками мою шею.

— Теперь всё будет в порядке, — прошептал я, гладя её волосы.

Видеть Софи живой и, кажется, невредимой было огромным облегчением. Бледная, лицо заплаканное, ссадина по-прежнему багровая, но было в ней что-то не совсем нормальное, на что, переполненный эмоциями, я поначалу не обратил внимания.

— Как хорошо, что он тебя не тронул, — сказал я.

— Пока нет, — отозвалась она.

Что бы там ни было на уме у этого дартмурского маньяка, но по сравнению с другими его жертвами Софи выглядела много лучше.

Правда, пока.

Он наблюдал за нами, свесив с колен свои огромные руки, поцарапанные и в ссадинах. Я поискал впадину у него на лбу, но она сейчас пряталась в тени. Если кое-что подправить, не очень много, то можно было бы писать портрет питекантропа в его пещере.

И болен он был, кажется, серьёзнее, чем я думал. Опущенные в изнеможении массивные плечи, осунувшееся лицо болезненного желтушного оттенка, хриплое дыхание со свистом — всё это свидетельствовало о наличии тяжёлого респираторного заболевания, скорее всего пневмонии. Человек в таких условиях долго не протянет. Но Монк не был нормальным человеком. Так что его болезнь пока ничего не значила. Он пристально смотрел на нас своими тёмными немигающими глазами. Я поёжился под его взглядом.

— Зачем тебе два заложника? Отпусти её.

— Мне вообще не нужны заложники, — ответил он, скривив рот в привычной усмешке. — Думаешь, я тебя не помню? Но теперь ты не такой храбрый, как тогда, правда?

К сожалению, сейчас храбрости во мне было кот наплакал.

— Так зачем ты привёл нас сюда?

— Я привёл её. А ты сам пришёл за мной.

— Но ты нашёл меня. Зачем?

Монк отвернулся, чтобы откашляться, затем оперся о каменную стену. Его дыхание успокоилось, но лёгкие действовали как сломанные кузнечные мехи.