— Вероятно, это нелегко, — произнес я, стараясь вовлечь в разговор и неподвижного мужчину. — Вам кто-нибудь помогает или сами справляетесь?

— А кому это еще нужно? — Лола достала из пакета вакуумную упаковку. — Мне не нужны сосиски — я вчерашние сполоснула.

— А социальные службы?

Она все еще копалась в пакете и не стала оборачиваться.

— А что с ними?

— Разве они не могут организовать вам доставку продуктов на дом?

— Говорю же вам, я не нуждаюсь в помощи. Тем более от таких, как они. — Лола с отвращением посмотрела на очередную упаковку. — Зачем это вы пирожки с яблоками принесли? Я их не люблю.

— Извините. Как вы в одиночку меняете белье и моете его?

— Я знаю, что делаю. Работала медсестрой.

— В Сент-Джуд? — воскликнул я.

— Вот уж куда, а в эту помойку ни за какие пряники не пошла бы. Даже жить рядом с ней тошно. — Она повернулась и испепелила меня взглядом. — Что-то вы больно много вопросов задаете!

— Я просто хотел поговорить.

Пожалуй, следовало сменить тему. Я показал на фотографию, висевшую в рамке на стене. На ней была запечатлена полная молодая женщина в слегка тесноватом ей красном платье, с тщательно уложенными волосами. Фотография изрядно выцвела, но, судя по платью и чуть неестественным цветам, ее сделали примерно в 1970-х годах. Женщина на ней выглядела вполне привлекательно; она смотрела в объектив со спокойной улыбкой, чуть подбоченясь. Я бы не узнал ее, если бы не глаза. Они не изменились.

— Это вы?

— В самом соку. Мужчины вокруг меня как мухи вились. Не то что теперь.

По лицу ее пробежала тень сожаления. Впрочем, оно почти мгновенно снова приобрело раздраженное выражение, когда со стороны кровати донесся негромкий стон. Я посмотрел на мужчину. Он напряженно смотрел на нас, по подбородку его стекала струйка слюны. Он заерзал и сшиб на пол пластмассовую чашку-поилку.

— Нам ничего такого не нужно, — буркнула Лола. — Заткнись, сейчас тобой займусь.

— С ним все в порядке?

— Памперс надо поменять. Я с ним разберусь, как вы уйдете. — Она отвернулась от него и шагнула к своей сумочке. Достав из нее кошелек, начала отсчитывать деньги.

— Право же, мне не надо…

— Сказала же, обойдусь без благотворительности.

Голос ее был тверд как сталь. Я понял, что спорить бесполезно, и в замешательстве повернулся к ее сыну. Тот немного утих, словно усилие утомило его, однако продолжал смотреть на нас. На каминной полке, под давно погасшим газовым рожком монотонно отсчитывали время старые часы.

Вот бедолага, подумал я. Лежать вот так, отсчитывая секунду за секундой, — это настоящая медленная пытка.

Рот его осторожно открывался и закрывался, как у рыбы, по щеке сползла еще одна струйка слюны.

— Вот. — Лола сунула мне в руку деньги. — За сосиски и пирожки я не плачу: мне они не нужны.

Однако, заметил я, она их оставила себе. Впрочем, я и так уже задержался здесь дольше, чем хотелось бы хозяевам. Я повернулся, чтобы уйти, но помедлил.

— Забыл спросить, как зовут вашего сына, — сказал я, обращаясь больше к мужчине на кровати, чем к его матери. Лола посмотрела на меня так, словно я задал сложный вопрос.

— Его зовут Гэри.

Открывая дверь и выходя из дома, я ощущал на себе его взгляд.

— До сви… — начал произносить я, обернувшись, но дверь уже закрылась.

После духоты помещения оказаться на свежем воздухе было облегчением. И все равно меня не отпускало то, что я увидел. Сын Лолы — хронически больной, требующий круглосуточного ухода… Это как минимум. Возможно, его мать и работала когда-то медсестрой, но я не видел никаких признаков того, что она в состоянии ухаживать за ним должным образом. Ну и ее возраст… Наверное, ей около семидесяти лет, и хотя она выглядела достаточно крепкой, смена белья и подгузников — работа весьма утомительная и для гораздо более молодых.

— Вот ведь несчастная коровища, да?

На крыльце одного из соседних домов стояла женщина. На вид я дал бы ей лет тридцать пять, хотя обильный макияж мешал определить точнее. Волосы были неестественно густого черного цвета, а лицо и шея — оранжевого оттенка тонирующего крема. Все это придавало ей какой-то желчный вид. Женщина помахала сигаретой в сторону двери, из которой я только что вышел.

— Да мне безразлично, чем вы там занимались. Впрочем, чем вообще с ней такой заниматься?

Я холодно улыбнулся в ответ и двинулся к машине. Заводить с ней разговор не хотелось. Однако женщина намека не поняла.

— Вы из социальных служб?

— Нет. — Я замедлил шаг. — А что?

Она затянулась сигаретой и посмотрела на меня сквозь дым.

— Давно пора с этим что-то делать. Нельзя держать сына дома вот так. Его нужно поместить куда-то. Даже отсюда чувствуется, как воняет.

Я оглянулся на дом Лолы. Шторы, похоже, оставались задвинуты, но я все равно отошел подальше, так, чтобы меня не было видно или слышно из дома.