Наказание Арно последовало с предсказуемой неизбежностью, но меня удивило, что и Матильду осудили почти с такой же строгостью. Даже если не она нанесла роковой удар, то содействовала сокрытию убийства. И если не знать о ее совращении в детстве и каким она всю жизнь подвергалась оскорблениям, роль Матильды в убийстве Луи представлялась очень неприглядной. Когда оглашали ее собственный вердикт, она оставалась, как всегда, внешне спокойной, но я заметил, что ее рука дрожит, заправляя за ухо прядь волос. Наблюдая, как Матильду уводят, я чувствовал себя бессильным. Проходя мимо, она на секунду встретилась со мной глазами.

А затем дверь за ней закрылась, и я ее больше не видел.

Стряхнув с пакета песок, я выбрался из кладовой. Дождь разошелся, и я, нырнув в амбар, прислонил к стене рюкзак и смотрел, как с крыши над входом льется вода. В темном пространстве было непривычно холодно и сыро. На деревянном стеллаже у дальней стены тускло поблескивали бутылки — кислое вино так никому и не понадобилось. Забетонированный участок пола показался мне меньше, чем я помнил, а трещина в цементе так и осталась незаделанной.

Может, следовало бы подняться в последний раз на чердак, но я не видел в этом смысла. И, оставив рюкзак под крышей в амбаре, двинулся по дорожке к озеру.

Грязная земля превратилось в месиво, а лишенный листьев виноградник походил на ряды перепутанной проволоки. Даже лес, лишенный зеленого полога, стал неузнаваемым. Каштаны стояли голые и роняли с веток капли на подстилку из опавшей листвы и треснувших скорлупок.

В этом сезоне никто не собирал урожай.

Ответвление к свинарнику я миновал, не замедляя шага. Не было ни желания, ни причин заходить на поляну. И остановился я лишь у статуй. Думал, их уже увезли, но они оказались на месте, нисколько не изменившиеся и, очевидно, никем не замеченные. Я попытался вспомнить, какие испытывал чувства в ту ночь, когда прятался здесь от Арно, представить свои растерянность и страх. И не смог. При сером свете дня статуи выглядели совершенно обыденно — обычными высеченными из камня истуканами. Отвернувшись, я продолжал свой путь к озеру.

Подернутая рябью поверхность отливала серым. Землю над обрывом изрыли и перемешали колеса тяжелой техники. Я стоял под голыми ветвями старого каштана и смотрел на озеро в оспинах дождя. Взгляд под воду проникнуть не мог, но на дне больше ничего не было. Грузовик Луи давно подняли и увезли.

Завернутый в полиэтилен пакет плотно и увесисто лежал в руке. Он по-прежнему вызывал во мне неоднозначные чувства, как в тот первый раз, когда я нашел его спрятанным в багажнике машины. За лето у меня было достаточно возможностей избавиться от него, но я этого не сделал. Твердил себе, что хранил пакет из трусости, в качестве гарантии, если Ленни или дружки Жюля захотят вернуть наркотик. Но это была не вся правда. Как люди переходят перевал, чтобы посмотреть, что находится на другой стороне, так и я явился на обрыв разобраться в причинах, заставивших меня сохранить пакет.

Я же не сумел его выбросить.

Понятия не имел, сколько стоит подобное количество наркотика, но явно больше денег, которые у меня когда-либо имелись. Их хватит, чтобы начать новую жизнь. Жюль мертв, Ленни в тюрьме, пакет никто не востребует. Я пробыл в Лондоне достаточно долго, чтобы меня нашли, если у кого-то возникли такие намерения. Я взвесил пакет на ладони, ощущая, какие возможности таятся в сморщившемся пластике. Затем отвел руку и что было сил зашвырнул в озеро.

Он описал дугу на фоне серого неба и с тихим всплеском ушел под воду.

А я, засунув руки в карманы, смотрел, как расходятся по поверхности и постепенно исчезают круги. Хлое второго шанса не дали. Греттен тоже. Я не хотел попусту растратить свой. Проделав обратный путь по лесу и заглянув в амбар за рюкзаком, я направился обратно к дому. Я совершил то, зачем приехал на ферму, но хотел до отъезда сделать кое-что еще.

Огород был неузнаваем: козы и куры исчезли, а овощи на некогда ровных грядках то ли вывелись, то ли одичали. Маленькая клумба заросла и стояла неухоженной, но даже в это время года сохранила несколько цветных мазков. Я вспомнил грусть на лице Матильды, когда она склонялась над этим клочком земли. Словно заботилась о святыне.

Или могиле.

Матильда не сообщила, что сделал отец с тельцем ее мертворожденной дочери. Но я догадывался, что она хотела верить. Полицейские не знали о других преступлениях, кроме убийства Луи и смерти Греттен, и маленькая клумба осталась не потревоженной. Я не мог убедить себя, что Арно спрятал улику еще одного своего злодеяния там, где ее так просто найти. Ведь имелось другое средство, которым он воспользовался в случае с Луи. И даже то, что новорожденная была от его плоти и крови, мало что меняло.

Тем более что родилась дочь, а не сын.

Но все это лишь домыслы. У меня же осталось несколько вопросов без ответов. Я так и не могу решить, что слышал в последние минуты в домике из шлакоблоков — неужели звук ножа, который Матильда взяла с каменной плиты? Мне не хотелось в это верить. Но я помнил, что она делала для своей семьи все, что в ее силах. Коль скоро я обнаружил в озере грузовик Луи, Матильда ничего не теряла, рассказав мне остальное, — надеялась, что даже после услышанного я увезу Греттен с собой. Но позволила бы она мне уйти целым и невредимым после того, как я отказался?