Да, евнух прав, скверное место. Тут найти неприятности на свою задницу — просто раз плюнуть. А вот и церковь. Базилика из кирпича, с двумя нефами по бокам, была окружена домишками окраин. За ней влево уходит проулок шириной в три шага, образованный глухими стенами лачуг. Туда и зашел Либерий, подгоняемый страхом за свою жизнь. А следом за ним зашел соглядатай, который не слишком хорошо знал это место, в отличие от пана майора, который в бытность сопливым мальцом чуть богу душу не отдал, когда конкурирующая банда мальчишек загнала его туда и избила до полусмерти.

Вертлявый паренек, который с разгона залетел в узкий переулок, растерянно закрутил головой и собрался было сделать вид, что заблудился, но опоздал. «Искатель душ», который пан полковник прятал в широком рукаве, вошел ему прямо под грудину, пробив сердце.

— Тихо, парень! Тихо! — сказал Коста не то убитому им человеку, которого бережно опустил на землю, не то евнуху, который от нахлынувшего ужаса чуть не потерял сознание.

— Вы… Вы убили… — прошлепал Либерий белыми от ужаса губами, но тут же заткнулся, потому что в проулок вошел второй соглядатай, которого Коста резким движением дернул на себя, прижал к стене и поднес к его горлу нож.

— Кто тебя послал? — прошипел Коста, нажимая лезвием на тощую шею.

— Вы ошибаетесь, добрый господин, — заюлил тот, с ужасом пялясь на труп своего товарища, который лежал на спине и смотрел на небо стекленеющим взглядом. — Отпустите! Богом молю! Я же не сделал ничего! Я просто живу здесь.

— Хорошо, верю, — неожиданно согласился Коста. — Как зовут интернунция этого округа? Быстро! Имя! Ты должен его знать, раз тут живешь.

— Пощадите, господин! — взвыл соглядатай, который главу района, который назывался куратор, конечно же знал, но вот всех его служащих знать не мог никак. На этом Коста и сыграл.

— Пощажу, если выложишь все как на духу, — сказал Коста. — Иисусом Христом и Девой Марией клянусь, что свяжу тебя, заткну рот и уйду. Когда тебя найдут прохожие, я буду уже далеко. Ну, говори!

— Я асикриту Николаю служу, — захлебываясь от усердия и страха, сказал соглядатай. — А тот уже господину протоасикриту подчиняется! Нам велено за этим евнухом следить, господин! А если он видится с кем, или ходит куда, то проследить и господину асикриту доложить без промедления.

— Давно ты следишь за ним? — устало спросил Коста.

— Давно, господин, больше года, — с готовностью подтвердил соглядатай. — Только нас меняют каждый день, чтобы не примелькались, значит…

— Ясно, — кивнул Коста и всадил ему нож в сердце.

Он повернулся к трясущемуся от ужаса евнуху и бросил ему кошель с серебром.

— Вот деньги. Прямо отсюда уходи на север. Купи место в караване и иди в Братиславу. В Черном городе скажешь на входе «Слово и дело», и тебя пропустят. Иди к боярину Звонимиру, ему выложишь все без утайки. Вопросы?

— Только один, господин, — робко посмотрел на него евнух. — Вы же сейчас поклялись… Не боитесь душу свою бессмертную сгубить? Грех ведь это непростительный…

— Мне можно, — отмахнулся от него Коста. — Потому как я на службе. Господь бог наш — он есть высшая справедливость. Вот именно ей я и служу. И если во имя высшей справедливости требуется грех совершить, то это как бы и не совсем грех. Это как у солдата, который на поле боя нечестивого араба убивает. Шестая заповедь господня нарушена, а греха на нем нет. Понял?

— Нет! — честно ответил евнух.

— Ну, ничего, присягу примешь, поймешь, — вздохнул Коста. — Тебе это куда лучше, чем я, объяснят. Я и сам это не очень хорошо понимаю, верю только всей душой, что это есть истина великая. Ну а раз так, то и сомнений у меня никаких нет.

— Домой за вещами можно зайти? — робко поинтересовался евнух, но увидев разгорающийся гнев в глазах начальства, тут же стушевался. — Понял, господин, уже ухожу!

А Коста, который вытер нож об одежду убитых, спрятал его в рукав и решительно зашагал в сторону восточных портов. Кажется, он совершил ошибку, встретившись сначала с евнухом из канцелярии. Там, во Влахернской гавани, трудится коммеркиарием еще один его человек. Именно порты — настоящее сердце великого города и, чем дальше шел Коста, тем мрачнее становился.

Влахернская гавань — самая захолустная и неудобная. Она расположена в глубине залива Золотой Рог, а потому купеческие корабли почти никогда не приходят сюда. Они разгружаются ближе к Боспору — в порту Неорион, а то и вовсе на западном побережье, которое представляет из себя цепочку из гаваней, где жизнь кипит день и ночь. Кипела жизнь и здесь. Только не товары грузили на пузатые корабли, а тагмы наемников, собравшихся в поход. А еще здесь стояли огненосные дромоны, и на их борту тоже шла непрерывная деловая суета.