— Дык… от… аминь, чё ли?

— Аминь, — согласился я, проходя за хозяйкой через гостиную в небольшую полутёмную и от того крайне уютную спальню.

Не уверен, что она и я, мы оба, абсолютно адекватно осознавали происходящее, но стоило мне войти, как дверь за спиной захлопнулась. Я обернулся — позади меня стояли четыре здоровенных мускулистых беса. Чернокожие, гладкие, с африканскими (не путать с афроамериканцами!) чертами морд, презрительными взглядами и массивными кулаками.

Четверо на одного? Хм, это ещё не худший расклад. Худшее было впереди.

— О, бесогон? Надо же, кого к нам занесло… — глухим, совершенно чужим голосом простонала гражданка Кармухина. — Раздевайся. Ложись, раз пришёл.

Я уже не пытался как-то там ответить или прожечь их полным праведного христианского гнева взглядом. Просто перекрестился, а красавицу Надежду вдруг реально начало колбасить прямо на кровати. Во-первых, она вспрыгнула на неё, не снимая тапочек, а во-вторых, следом начала раскачиваться в ритме только ей слышимой музыки.

— Иди ко мне, возьми меня, оседлай меня, как непослушную кобылицу! А может, ты сам меня покатаешь?

Я не совсем понял, о чём она это и, главное, к чему. Четвёрка нечистых злобно хмыкнула. Вообще-то у нас в соседней комнатке православный батюшка из Ордена бесогонов, так что вы тут не очень-то…

— Федька, от ты уж сам давай, — гулко раздалось из-за дверей. — Я от тебя на кухонке-то подожду, похозяйничаю, покуда от чайник-то горячий.

Честно говоря, в обычном режиме я бы этих четырёх черномазых с рожками раскатал в однообразную асфальтовую массу даже без револьвера с серебряными пулями. Похоть, грубость, озлобленность вкупе со скукой, невостребованностью и чисто женской истерикой в общем-то не самый редкий набор. К сожалению. Но как же вы умудрились вскормить такую банду, Надежда, извините, что не по отчеству?

— Простите, Христа ради, я у вас тут чуточку пошумлю. Но сначала один вопрос, ребята: вы в курсе, чем отличается кафкианство от конфуцианства?

Четвёрка бесов неуверенно переглянулась, тот, что крайний слева, сделал осторожный шаг, открыл пасть и… получил в пятак армейским ботинком! То, что их осталось уже трое, остальные тоже поняли не сразу. Вторым сдвоенным ударом кулаков в грудь вмазав в стену того рогача, что был в центре, я сцепился с двумя оставшимися. Двое не четверо, тут всё проще.

Мат, вопли, хрип, яростные крики боли (это я орал!) и многочасовые тренировки по рукопашному бою с бесами (под руководством нашего безрогого повара!), несмотря на недавние травмы, всё ещё позволяли мне успешно ставить на место этих зарвавшихся врагов рода человеческого. Я управился минуты за две-три, впечатав серебряный перстень с христианским крестом в лоб или пятачок каждому, оставив, таким образом, три грязных серых пятна на полу и одно на обоях.

Кстати, сама хозяйка в нашу драку не вмешивалась. Нет, она не визжала, не пыталась звать на помощь, но весьма отстранённо, я бы даже сказал, задумчиво наблюдала за тем, как я их всех отметелил. В её глубоких глазах при этом не было ни сочувствия, ни азарта, ни интереса. И, лишь когда я отдышался, поправив ворот армейского свитера, она наконец-то соизволила хоть что-то сказать:

— Теперь ты мой!

Как вы понимаете, это не совсем те слова, которые ожидаешь услышать из уст спасённого тобой человека. Я ведь только что избавил её от бесов, но, видимо, не от всех, да?

— Именем Господа нашего… — Договорить мне не удалось: гражданка Кармухина, как была в одном халате и тапочках, вдруг прыгнула вперёд, страстно прильнув ко мне вполне себе пышной грудью.

Бить женщину я не мог, да и не собирался, разумеется. Просто надо как-то поделикатнее отделаться от возможного насилия.

— Я не хочу.

— Тсс, глупый. — Она приложила пальчик к моим губам. — Это не важно. Летим!

После чего она с невероятной, совершенно неженской силой приподняла меня за плечи. Если для сравнения вспомнить ту самую медсестру в больнице, так вот та была в десятки раз слабей, а тут…

— Не надо-о, тётенька!

Вместо ответа она одним небрежным броском вышибла мною окно.

— Вот за что мне это? — спросил я сам себя, отплевываясь снегом и кое-как пытаясь встать на четвереньки.

Грозная Надежда Кармухина выпрыгнула за мной следом, глаза её были абсолютно чёрными, без белков, а руки под халатом бугрились громадными накачанными мышцами.

— Отче-е! — успел позвать я, когда почувствовал, что меня подняли под мышки и тянут куда-то вверх.

— Стой! Стой от, Федька, куды? Ты чего творишь-то, паря?! — донеслось из того же окна, но я ничего уже не мог толком ответить, потому что мы с бесноватой женщиной, опасно раскачиваясь, парили вдоль улицы на уровне третьего-четвёртого этажа.