Шрифт:
Не зачуханная дворняга из Китая и не лопоухий ишак из Самарканда, а почти такой, как есть, но ниже ростом, тяжелее, крепче, чёрно-коричневый, со стоячими ушами, обрубком хвоста и могучими буграми мышц, перекатывающихся под кожей. Наверное, таким был прообраз этого пса.
Если кто не в курсе, напоминаю: у данной породы фактически нет подшёрстка, у доберманов лишь плотный волосяной покров на коже. Прямо как у некоторых представителей кавказских народов. Хотя зачем вам об этом знать? Ну и ладно, уже знаете.
Но именно поэтому в отличие от других псов им так опасен перегрев и переохлаждение. Быть может, кроме разве что голой мексиканской собаки. Но, по совести говоря, это вообще не собака, а какая-то крыса в пятнах с чубчиком, нет?
— Стоять! — Я резко выбросил руку, поймав за воротник довольно хорошо одетого молодого человека. — Ну-ка, милейший, признавайтесь…
— Отпустите, герр сборщик налогов, — взвыл он, пока остальные делали вид, что их это абсолютно не касается. — Мой отец всё уплатит! Не отдавайте меня собаке дьявола!
— Это… это он про меня?! — У Гесса отпала нижняя челюсть.
— Клянусь муками Спасителя, она ещё и говорит?!
— Во-первых, это он, — сухо поправил я, показывая псу кулак. — Во-вторых, конечно же нет, тебе показалось, о бдительный немецкий хлопчик. Значит, я, получается, сборщик налогов? Не отвечай, это риторический вопрос.
— Как скажете, херр…
— Теодор Брутович, — представился я. — Мой папа был сербский римлянин из благородной немецкой семьи. — Для друзей Тео. Хочешь быть моим другом?
— Кто же откажет сборщику налогов, — развёл руками он. — Меня зовут Ганс Гримм.
— Да брось, — не поверил я. — А знаменитые братья Гримм тебе не родственники? Упс… да чего это я, они должны родиться несколько позднее.
— Что-то не так, херр Теодор?
— Нет, наоборот, всё отлично. Если не будешь называть меня херром, то даже могу тебя обрадовать: твои праправнуки прославят фамилию Гримм по всему миру.
— Они станут императорами?
— Нет, писателями.
По разочарованному лицу молодого человека стало ясно, что будущими праправнуками он гордиться не намерен. Ну да и ладно, в конце концов, это не мои проблемы.
— А теперь, Ганс, быстренько проводи меня к городской библиотеке.
— К какой именно, у нас их шесть.
— К самой главной.
— А, к той, что в ратуше у Песчаных ворот. Они тоже не хотят платить налоги?
— Бюджетники же, сам понимаешь.
Он старательно закивал, словно хоть что-то понял, после чего честно потащил меня через невразумительный лабиринт кривых городских улочек. Перед нами по-прежнему расступались, хотя мы с доберманом не строили рожи, не показывали зубы и шли себе, абсолютно никому не угрожая. За нас всё это делал скромный немецкий паренёк из хорошей семьи:
— До-ро-огу-у сбо-о-рщику налого-ов!!! С ним со-ба-ка-а дья-а-вола-а! Убедитесь, честные граждане вольного города Бре-ме-ена! Я бы не нарыва-ался-а-а…
Ох ты ж господи боже, пьяный Диоген им всем в бочку! Кто бы тут рискнул нарываться?!
Я так понял, что сборщик налогов здесь почитается едва ли не страшнее главы городского самоуправления. Перепуганные люди просто разбегались перед нами, и попробуй мы с Гессом кого-нибудь поймать на парочку вопросов, так они бы петляли по переулкам не хуже загнанных зайцев, лишь бы не попасться в наши лапы. Хотя признайте, был ли кто тише и милее нас?
Оставалось лишь шагать след в вслед за молодым человеком, едва ли не распевая вслух классику детской мультипликации:
Мы идём по городу, мы идём по городу, мы идём по городу,
я и Вундершматц!
Мы идём помоями, мы идём помоями, мы идём помоями,
я и Вундершматц!
Мы идём по улице, мы идём по улице, мы идём по улице,
я и Вундершматц!
Мы идём по мусору, мы идём по мусору, мы идём по мусору,
я и Вундершматц!
Мы идём по площади, мы идём по площади, мы идём по площади,
я и Вундершматц!
По навозу лошади, по навозу лошади, по навозу лошади,
я и Вундершматц!
В общем, до высокой ратуши мы дошли довольно быстро, минут за пятнадцать — двадцать, а собственно сама библиотека находилась в левом крыле того же здания. Четыре этажа, серый камень с отделкой красным кирпичом, узкие окна, красивые шпили, надёжные дубовые двери, окованные резным железом. И нет, судя по двум стражникам, она отнюдь не была общественной, туда явно не пускали всех желающих почитать.