– Как нет, – возмутился Петр. – Мы ж небедные!

– По твоему понятию, если сменные портки имеются, и каждый день можешь досыта хлеба поесть, так уж и богатый? Нет, брат, тут другие деньги крутятся, тут тысячи, а не рублишки. Есть у меня один план, выполнить его будет нелегко, но овчинка стоит выделки. – Он тяжело поднялся, подошел к резному комоду, порылся в одном из выдвинутых ящиков и вернулся к столу, держа в руке грязный холщовый лоскуток. – Вот план здесь нарисован золотого месторождения. Я тут у знающих людей ненароком поспрашивал, обмана быть не может. В тех местах, действительно, много приисков, но до этого места еще не добрались, уж больно глухое оно. До сих пор не добрались, – с ударением добавил он.

– Откуда у вас этот план? – с недоверием спросил Петр.

– Да по случаю достался. Давненько это было, я еще в кабаки в ту пору заглядывал. Вот там – то однажды и подошел ко мне крепко выпивший мужик. Так, мол, и так, прогулял я все, а душа горит, праздника просит. Купи, купец, богатство не за дорого. И сует мне этот лоскут. Для тебя, дескать, заплатить за четверть водки раз плюнуть, а этот план миллионы стоит. Я как-то сразу ему поверил, давай, говорю, за столом поговорим. Ну, сели, я его угостил, а он мне свою историю рассказал. Признался, что каторжником он был, с товарищем они ушли от погони и скрылись в тайге в глухомани. Продержались там, сколько было сил, без харчей и всякого снаряжения, пока, по их мнению, шум не улегся, и двинулись к ближайшему селу. Там разжились, силой, конечно, всем необходимым и ушли снова в тайгу. Понаслышке знали, что в той стороне старатели работают, задумали их грабить, но, не зная толком тайги, заблудились и вышли к реке. Решили рыбкой побаловать себя, сунулись в воду, а в песке донном желтые блестки. Товарищ этого каторжника кое-что знал о золотодобыче, по золоту ходим, говорит. Ну и принялись они, как Бог на душу положил, мыть золотишко. Прилично намыли, но в тайге оно ничего не стоит, цена ему среди людей. Вот и отправились назад. Тут-то и попались. Товарищ в перестрелке погиб, а этого снова в кандалы. Отсидел срок, освободился. Видно, не такой уж он был злодей, если даже после побега пожизненного не дали. Пытался скопить денег, чтобы вернуться назад к золоту, но жизнь его здорово поломала, не смог он вернуться к нормальной жизни, запил и смирился со своей юдолью, потому и продает свое месторождение. Да, так и сказал, свое месторождение. Вот, смотри, – положил он перед Петром лоскут с нечетко, очевидно, соком ягоды нарисованным рисунком. Петр внимательно рассмотрел, но ему он ни о чем не говорил, и он отодвинул его от себя.

– Что-то не видно здесь вашего золота, бессмыслица какая-то.

– Где ты ее увидал? – сердито огрызнулся тесть. – Мозги иметь надо. Вот это наша Уда, а это притоки с правого берега. Нужно доплыть вот до этого притока, вот стрелкой обозначенного, и по нему подняться вверх на двадцать верст, но можно и пониже попытать счастья. Как знать, может и там оно есть. Ведь против течения не выгребешь – лодку тянуть придется, – говорил он так, словно вопрос был уже решен, и теперь они обговаривали детали. Петр пока не понимал, куда клонит тесть, и молчал, а тот вдохновенно продолжал:

– Отправляться надо ближе к июню, по теплу, в холодной-то воде много не наработаешь. Приобретем лодку плоскодонку, она устойчивее, соберем снаряжение, запас провизии на месяц – два, и – с Богом. Отправляться надо скрытно от людских глаз, не дай Бог, кто прознает. Золото, оно бедного делает богатым, доброго жадным, тихоню – убийцей. Но если человек крепок умом и духом, то сам будет управлять им. Для такого золото – это путь к богатству, меценатству, добродетели. Надеюсь, тебе оно не вскружит голову, у тебя ведь нет тяги к богатству. Не так ли?

– А я-то тут причем? – растерялся Петр.

– Так я тебе что, сказки тут рассказываю! – рассердился хозяин. – Не в мои годы по тайге шастать, стар я для этого. Да и нужды большой нет, и раньше не было, того и не воспользовался сам, а вот у тебя она есть.

– Так, значит, вы решили меня отправить без моего согласия?

– А мне его и не надо. Я же сказал: взял мою дочь в жены – бери и обязанность ее достойно содержать. Может, у тебя есть свои планы разбогатеть? – с ехидцей спросил он.

– Нет у меня других планов, кроме одного. Скоплю денег и заведу свое хозяйство. Буду жить, как мои родители и деды жили.

– Слышал я уже эту песню. С такими планами с голода не помрешь, но и в люди не выйдешь. Так что у тебя один выход – прииск.

– С Леной надо бы обговорить это, – после долгого молчания мрачно произнес Петр. – Как она решит, так тому и быть.

– Она свое слово уже сказала. Мы с матерью с ней говорили, она согласна. Даже больше, она настаивает на этом. Не нравится ей теперешнее положение. Любовь любовью, а жить в такой нищете ей не пристало. Такая жизнь не только любовь убьет, и желание жить убьет. Леночка! – без всякого перехода крикнул он.

Елена, очевидно, все это время стояла за дверью и слушала разговор мужчин, поскольку вошла раньше, прежде чем отец успел произнести ее имя до конца.

– Звал, папенька?

– Вот твой Петр упрямится. Не хочет, чтобы ты жила в достатке. Ему, видишь ли, приятнее коровам хвосты крутить.

– Ты что, и впрямь не хочешь жизнь налаживать? Так знай, не будет в таком случае моей любви к тебе, – в голосе Елены звенели стальные нотки. – Мужик ты в конце-то концов или одно название? Вот заберу Лешку и уйду к родителям.

– Такого ты не сделаешь, – без всякой уверенности в голосе произнес Петр. – Вот вы решили за меня, что мне делать, а я ведь в тайгу один ни разу не ходил, а как золото мыть даже и не слышал.

– Насчет тайги нечего беспокоиться. Путь тебе предстоит несложный. В ту сторону на лодке почти до места, назад – по той же реке, но уже пешком. Возвращаться будешь налегке. Снаряжение там оставишь. А мыть золото ума много не надо. Этому я тебя быстро научу. Я ж в молодости столько породы перемыл! Тысячи пудов, наверное.