Я вытянула из ленты нитку, приложила ладошки с зажатой шелковинкой к лицу и дунула:

— Горячи слезы проливаю, семь печалей на ветру колышутся, да пути не слышится, — бормотала я заговор. — Ниточка блаженная, горем умытая, стелись скатеркой, веди удачу и взгляда ясного придачу. Улыбается солнышко ясное, и за собой радостно манит, со счастливым оборотом знается, да истина не ошибается.

Я дунула в ладони еще три раза, повязала нить на палец и всмотрелась в “компас”, который благодаря стараниям вот уже третьего поколения женщин в роду, будет точнее любого ДжиПиЭс.

Ниточка натянулась алой стрелой в обратном направлении. Я подхватила пуховик и побежала по коридору, стараясь не отвлекаться на манящие барельефы и пано из красного дерева. Точно чертовщина, чуют заплутавшую, вот и резвятся. Не часто тут подобные недотепы разгуливают, и обижаться нечего. Пошалят да успокоятся.

Я свернула уже раз пять, прежде чем мой указатель уперся в массивную дверь с искусной резьбой. Тонкие деревянные грани косами переплетались в затейливые узоры, рисуя идеальный рунический оберег, вплетенный в изящные крылья птицы-павы. Мне удалось разглядеть почти весь символический словарь, прежде чем голова снова включилась.

Что-то не припомню я ее на своем пути… Мимо такого разве пройдешь?

Я тряхнула рукой, но нитка буквально примагнитилась к двери. Арена же наверняка круглая, и проходов на нее должно быть поболе одного, может это короткий маршрут? Я аккуратно толкнула незапертую дверь и прошла внутрь.

Всюду красовались стеллажи со стеклянными отполированными витринами, на стенах были развешаны рушники, скатерти, оружие и какие-то грамоты, а в центре на деревянной стойке красовался герб академии: Молот Сварога с гравировкой в виде звезды Руси, которая в десятки раз усиливала и без того надежного помощника в постижении силы и мудрости предков.

Я огляделась в поисках табличек “съемка запрещена”, и когда ничего подобного не обнаружила, принялась шарить по сумке и карманам в поисках смартфона, и не сразу сообразила, что он остался валяться на кровати, потому что карманов мой древний сарафан не предусматривал!

Цокая от обиды я медленно двинулась к виднеющейся в другом конце зала двери, и крутила головой, стараясь запечатлеть все это хотя бы в памяти.

Да тут можно избавляться от депрессии за считанные секунды…

Сильные обереги хранят память и молитвы всех, кто когда-либо к ним обращался, поэтому наши ученые нашли феномену исповеди вполне научное объяснение: когда тебя окружают память и молитвы сотен людей, твои проблемы становятся не страшнее песчинки соли в бочке меда.

Палец кольнуло, я отвлеклась от ветхой палицы на стойке и отметила изменившееся направление компаса, который теперь настойчиво требовал подойти ближе к витрине, где красовались какие-то костюмы.

— Да что ж такое… Чур меня…

Синий бархатный кафтан с золотым шитьем на рукавах и полах, и кушак, намертво приковали мое внимание. Наверное, впервые за долгое время я смотрела на шитье, которое не могла расшифровать с полу взгляда. Невообразимой сложности работа. Я знала почти все про обереги, но здесь симвология свернулась в затейливый глубок, из-за чего сюжеты не поддавались элементарным трактовкам.

В основном вышивками украшалась женская одежда, потому что нам требуется куда больше защиты. Да и вся шитая символика в большинстве случаев уподоблялась женщине: рожаницы, оленицы-матери, Макошь и дочери. Намеки на мужчин если и встречались, то очень редко, и никогда в центре сюжета, как здесь.

Рядом висели еще три подобных комплекта одежды, но синий явно выделялся. Только на нем вышивальщица самоотверженно отпускала сына, мужа или брата не просто на войну, а на верную смерть. Отсюда большую орнаментируемую часть занимает Даждьбог на коне, направляющий свободную душу к свету. В Ирий. Она знала, что он не вернется и сделала все, чтобы облегчить ему смерть. Вышивальщицей наверняка была ведьма, ведь непоколебимая вера аж сочилась даром предвидения.

Я не помню, как достала из сумки тетрадь и карандаш, но на первой странице уже отчетливо виднелась схема, где я начала отмечать детали и стежки, которые могут указать на время и место. Если сравнить техники, вычислить это будет не сложно, главное зарисовать, ведь в живую я такое вряд ли еще где-то увижу. Теперь, если подумать, фоткать и рука бы не поднялась.

Это же с ума сойти: черное шитье о большой любви! Да я себя не прощу, если не разберусь в каждом стежке этой истории…

У одной стрелки я пометила “время”, у другой “место”, и в заголовке листа крупно вывела “БИТВА?”, место которой мне помогут просчитать на историческом факультете.

— Битва при Константинополе, — раздалось у меня над головой. — Шестьсот двадцать шестой.

Карандаш выпал из рук. Я медленно отвела взгляд от тетради и наконец-то вспомнила, кто я, где я и что тут делаю. Кед на ногах уже не было, пуховик валялся неподалеку, а я практически легла на пол, уткнувшись в тетрадь, и все это посреди учебного дня в зале славы Сорочинки. Сдурела?!

Рядом со мной кто-то сидел. Судя по всему, на корточках, потому что мне удалось разглядеть только носы кроссовок и колени. Мужские колени. Я тоже села и сложила руки поверх сарафана: