Короля он узнал сразу – неудивительно, ведь его портрет украшал монеты Кастеллана. На монетах он был изображен в профиль и смотрел направо – в сторону Сарта, государства-соперника, как говорили люди. Но только сейчас Кел увидел его массивную фигуру, грудь, похожую на бочку, руки борца. Келу захотелось попятиться при виде этого гиганта. У него были широко расставленные светлые глаза, в русых волосах и бороде виднелась ранняя седина.

У королевы были темные густые волосы, похожие на реку Страха ночью, и гладкая смуглая кожа. Она была высокой и стройной, и ее руки были унизаны кольцами. Среди драгоценных камней в ее перстнях не нашлось двух одинаковых. Ее шею и запястья украшали толстые золотые цепи, а волосы были убраны булавками с головками в виде золотых лилий. Кел вспомнил, что она была маракандской принцессой, а в этой стране считалось, что золото приносит удачу.

Королева устремила на Кела взгляд темных глаз, которые воспевали в тысячах поэм и баллад. Граждане Кастеллана гордились своей королевой; все знали, что она прекраснее королев Сарта или Хинда. Келу говорили, что королева Ганзы рядом с Лилибет из Кастеллана выглядит, словно утка, страдающая запором.

– Это и есть мальчик? – спросила она. У нее был глубокий голос, нежный, как шелк, и сладкий, как розовая вода.

– Верно, – произнес Бенсимон. Похоже, это было его любимое слово. – Вы готовы, ваши величества?

Королева кивнула. Король пожал плечами. А потом гвардейцы распахнули позолоченные двери, и Кела оглушила музыка.

Король медленно вышел из комнаты, королева последовала за ним. Никто из них и не подумал оглянуться.

Кел стоял как вкопанный.

Он почувствовал, как что-то коснулось его волос, – это Бенсимон надел ему на голову маленькую золотую корону. Руки Бенсимона на мгновение застыли над короной, и Кел подумал, что это похоже на благословение.

Старик неразборчиво проворчал что-то, потом подтолкнул Кела.

– Иди за ними, – приказал он, и Кел, спотыкаясь, сделал несколько шагов к золотым дверям, навстречу ослепительному свету.

Войдя, Кел прежде всего заметил две вещи. Во-первых, Бенсимон был прав: галерея оказалась заполнена аристократами. Кел в жизни не видел столько благородных в одном месте. Время от времени на улицах ему попадалась красивая карета, с грохотом катившая по булыжной мостовой, из открытого окна иногда мелькала небрежно выставленная рука в перчатке. Порой аристократ в бархатном костюме, увешанный драгоценностями, появлялся на борту парусника, где спорил с капитаном о продаже акций и о следующем плавании. Но такое зрелище было редкостью – все равно что увидеть саламандру. Келу и в голову не могло прийти, что в один прекрасный день он окажется среди целой толпы этих существ.

Во-вторых, он обратил внимание на стены комнаты и понял, почему они были белыми. Они представляли собой нечто вроде чистого холста, ожидавшего кисти художника. Сейчас стены были украшены яркими фресками с изображением самых славных моментов из истории Кастеллана. Кел не понимал, как такое возможно. (Позднее он узнал, что это были вовсе не фрески, а полупрозрачные экраны.) «Смотрите, – казалось, говорили они, – как прекрасен наш город, как он велик».

Полы устилали толстые маракандские ковры, а занавеси у восточной стены были раздвинуты, и из-за них виднелась галерея с колоннами. Между колоннами были расставлены деревья в кадках, выкрашенные золотой краской, и среди золотых листьев поблескивали плоды и ягоды из цветного стекла. Над галереей располагались хоры, где играли музыканты, облаченные в цвета королевской семьи. В огромном камине пылал огонь, на котором можно было бы поджарить дюжину быков.

Обитатели Горы расступались перед королевской четой, улыбались и кланялись, пока супруги шествовали к столу. В тепидарии Бенсимон сказал Келу, чтобы тот держал голову высоко и не смотрел по сторонам, но Кел не смог удержаться.

Мужчины были одеты в придворные костюмы и высокие сапоги из тисненой кожи; женщины, казалось, парили над полом в облаках шелка и атласа, бантов и кружев. Их волосы были убраны в высокие прически и украшены всевозможными булавками и гребнями в виде золотых роз, серебряных лилий, позолоченных звездочек и медных мечей. Такую роскошь простые люди могли увидеть только на картинках из жизни высшего общества, которыми торговали на Мясном рынке; дочери и сыновья купцов покупали журналы, чтобы почерпнуть из них скандальные сведения о жизни представителей благородных Домов и воображать себя супругом или супругой одного из них.

Бенсимон шагал следом за Келом. Когда они приблизились к столу, толпа поредела. Стол выглядел почти так же, как и час назад, если не считать новых украшений. В позолоченных вазах стояли «букеты» из павлиньих перьев, раскрашенных золотом, а в центре стола, между блюдами, змеилась гирлянда из лилий, перевитая золотыми цепями. Приторный восковой аромат заполнял комнату.

Кел, словно во сне, позволил Бенсимону провести себя к одному из трех кресел с высокими спинками, которые стояли в центре. Королева села слева от Кела; справа сидела симпатичная девочка примерно его возраста в бледно-желтом платье, с тщательно завитыми светлыми волосами.

Кел в панике взглянул на Бенсимона: как они могли посадить его рядом с ровесницей? Взрослый не обратил бы на него внимания, но девочка со светлыми кудряшками уже уставилась на Кела, блестя глазами. Очевидно, она хорошо знала принца Конора.

Бенсимон посмотрел на Кела, приподняв бровь, потом отошел и занял свое место за креслом короля.

Девочка наклонилась к Келу и прошептала:

– Я слышала, что ты заболел. Думала, ты не придешь.

Кел уцепился за этот «спасательный трос».