Я сунула папку и конверт под мышку и взяла на руки Конлана. Он был сонным и пристроился у меня на плече, такой теплый и вялый. Я отперла дверь, вошла внутрь и положила папку на стол.

— Вот и все, — прошептала я Конлану, нежно прижимая его к себе. — Мы дома. Мы собираемся подняться наверх и хорошенько вздремнуть.

Конлан дернулся в моих объятиях.

— Что такое?

Мой сын откинул голову назад, уставившись на дверь широко раскрытыми от ужаса глазами.

Раздался звонок в дверь.

Конлан издал низкий утробный звук. Тревога пробежала по моему позвоночнику. Младенцы не издают таких звуков.

— Ла-ад…

Мой сын ткнулся лбом мне по рту. Я почувствовала вкус крови. Он откинулся назад всем своим весом, вырвался из моих рук, приземлился на ноги и побежал к лестнице.

Что за чертовщина? Я бросилась за ним как раз вовремя, чтобы увидеть, как его ноги исчезают в нашей спальне на третьем этаже. Он преодолел всю лестницу примерно за секунду. Замок щелкнул, закрываясь. У двери нашей спальни была специальная дверная ручка, которая запиралась при закрытии. Чтобы открыть дверь, нужно было нажать на выключатель сверху, чего Конлан еще не понял.

Ладно. Сначала дверь, потом сын. Я вытерла рот тыльной стороной ладони, вытащила «Саррат» и открыла маленькое смотровое окошко.

Трава, клен и подъездная дорожка. Никаких монстров, плюющихся огнем. Никаких злобных убийц. Главенствовали технологии.

Я прислушалась.

Тихо.

Да уж, вероятно, там был земной осьминог-людоед, притаившийся на стене прямо над дверью в ожидании нападения.

Прошло много времени с тех пор, как мы ели жареных кальмаров. Технически, кальмар — это кальмар, а не осьминог, но пока я его жарила, кого волновали детали?

У меня не было времени возиться. Мне нужно было разобраться с этим и выяснить, почему мой сын психует. Я распахнула дверь. Лужайка перед домом была пуста. Перед дверью ждала деревянная коробка. Около двух футов в длину, фут в ширину и, возможно, восемь дюймов в глубину. Обычное необработанное дерево, вероятно, сосна. Две металлические петли с левой стороны.

Кто-то подождал, пока я вернусь домой, а затем оставил ее у моего порога. Эти кто-то были по соседству, наблюдали за нашим домом, а я не заметила, когда вернулась домой, потому что я была идиоткой. За последние восемнадцать месяцев я подрасслабилась. Неряшливо, сказал голос Ворона из моих воспоминаний. Да, я знаю.

Я вышла на улицу, осторожно обошла коробку и пробежала трусцой до конца подъездной дорожки. Улица была пустынна в обоих направлениях. Я не чувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Тот, кто доставил ее, пришел и ушел. Не потрудился задержаться, чтобы посмотреть, получила ли я ее.

Я вернулась. Коробка выглядела совершенно безобидной. Верно, и как только я к ней прикоснусь, из нее выскочат жужжащие металлические лезвия и разорвут меня на куски.

Я присела на корточки и ткнула коробку «Сарратом». На коробку, похоже, это не произвело впечатления.

Тыкнула. Тыкнула, тыкнула. Пихнула.

Ничего.

Чудненько. Я просунула кончик лезвия между крышкой и коробкой и открыла ее. Коробку заполнял толстый слой пепла. На нем лежали нож и красная роза. И это не было странно. Вовсе нет.

Нож был около двадцати дюймов в длину, с четырнадцатидюймовым лезвием, заточенным полностью с левой и до половины заточки с правой стороны. Простая деревянная рукоятка, без гарды. Простой, эффективный, брутальный. Напомнил мне скин, ирландский боевой нож.

Роза была бордово-красной, цвета мерло. Или крови. Длинные шипы. Я вложила саблю в ножны и взяла коробку. От нее слабо пахло гарью. Не серой и не дымом, а тем особым горячим ароматом, когда дерево сильно нагревается перед тем, как вот-вот вспыхнет. Было и что-то еще. Намек на более темный и резкий запах, который я не смогла определить.

Я вытащила цветок, взяла нож и лезвием стряхнула пепел. В пепле ничего не было спрятано.

Это была какая-то угроза?

Что бы это ни было, на данный момент оно казалось достаточно инертным. Мне придется разобраться с этим после того, как я найду сына.

Я пошла в гараж, достала пластиковое ведро, положила нож и розу обратно в коробку, поставила коробку в ведро и отнесла ее в сарай на заднем дворе. Сарай служил мне хранилищем странного хлама, который я не хотела разбрасывать по всему дому. Я поставила пластиковое ведро в соляной круг на полу, заперла сарай, забежала обратно внутрь, вымыла руки и взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

Было тихо. Слишком тихо для комфорта.

Я отперла дверь, вошла внутрь и заперла ее за собой. Со своего наблюдательного пункта мне был виден арочный вход в маленькую детскую, которую Кэрран отгородил от нашей комнаты. Кроватка Конлана была пуста, его одеяло наполовину свисало с деревянной перекладины. Дверь в ванную слева от меня оставалась закрытой, запертой на маленькую задвижку, до которой мог дотянуться только взрослый. Это был единственный способ удержать Конлана подальше от ванной. Он пытался съесть мыло, а потом заплакал, когда понял, что оно невкусное.