– Я тебе расскажу историю. А ты подумай. Готова послушать?

Я киваю молча. Убираю телефон подальше.

– Когда мне было на десять лет меньше, чем сейчас, я была замужем. Сыну исполнилось 15 лет и я встретила Валеру. Он как раз прилетел в наш город в командировку, и мы пересекались по работе. Я с Урала если что. И влюбилась сразу же: пропала. Валера моложе меня был и очень красивый. А я, ну что я. Баба в соку, но уже на исходе цвета. Ну закрутилось у нас и я стала к нему приезжать. Мужу сказала через полгода, когда стало ясно, что готова уходить. Развелась и переехала сюда.

– А чего токсуете?

– А люблю такое, в движении, и с людьми поговорить завсегда.

– А я думала, деньги нужны....

– Не без этого. Валера хороший, всем ладен, кроме одного, он большой ребенок и ничего не хочет делать. Так в нашей семье я добытчица. А он по хозяйству.

– И не жалеете?

– Ни капли, что ты. Но скажу так, я думала, взвешивала. Дала себе время. И ты дай. Не руби с плеча.

Ясно-понятно не руби. Аэропорт уже близко и у меня еще пока теплится надежда. Одна на миллион но она осталась.

– Как вас зовут?

– Надежда, Надюха я. А ты не плачь – слезы приводят к ранним морщинам.

Закуриваю у входа в Пулково. Сердце стучит. Полгода прошли. Я прилетала сюда раз пять. Он ко мне – ни разу. Первый раз он волновался, встречая меня и держал букет. Цветы мне не понравились, но я отмахнулась от этих мыслей. Моя влюблённая часть ничего разумного слышать не собиралась. Будь в его руках веник, я бы прыгала от радости. Второй раз, провожая меня он не отпускал мою руку до самой зоны досмотра. И женщина, сверяющая фото в моем паспорте с моей кислой мордочкой, посмотрела на нас и сказала

А может, не нужно улетать?

Тогда я помню, пройдя на деревянных ногах досмотр, села в своем любимом пабе и пригубив бокал вина, залилась слезами. Он писал что мы вместе, что скоро я перееду к нему, что расстояние не помеха нашим чувствам. А я будто бы уже знала, догадывалась, что это все красивая иллюзия. И уезжать все же нужно.

Потом были еще встречи и еще расставания. Я вся извелась и похудела. Скулы и огромные голодные глаза все что осталось от меня. Я таяла и исчезала. Меня съедала любовь. И сейчас она уходит, покидает меня, потому что больше с меня ей взять нечего. Я пустая. Сигарета докурена и пришло время признаться – никто не подбегает и не обнимает меня. Никто не целует как щенка в нос и не говорит, что это был розыгрыш или досадное недоразумение. Никто не говорит, что все понял и расставил приоритеты. Никто не осталяет меня лечить поцелуями от насмрока в слякотном городе на Неве.

Приоритеты расставлены. Просто не в мою пользу. По Пулково впервые я иду одна. Чемодан, словно щенок, сиротливо льнет к ноге. Я одеваю черные очки, чтобы не было видно моих заплаканных глаз. Прохожу мимо бара, где всегда после досмотра плачу о нем и нашей новой разлуке. На секунду останавливаюсь – может снова взять сухое белое вино и поплакать, переписываясь с ним и кокетничая с барменом?

Нет. Снимаю очки. Мне кажется, что никто даже бровью не повел. Заплаканные глаза и сморщенный от слез нос в Пулково это норма. Здесь даже девушки на картине обречены страдать и чего-то ждать. Немея и трепеща. И над всем этим словно суд божий, слышен рев влетающих самолётов.

Я захожу в уборную. Поправить косметику и просушить глаза. Смотрю на себя в зеркало. Телефон вибрирует. По привычке рука тянется проверить сообщение от него. Это пишет мама, они с отцом ждут. Оказывается в моем городе сегодня снегопад и мама переживает, чтобы рейс не отменили. Не отменят, я знаю. Мне пора лететь в реальность. На этот раз Пулково меня отпустит, так и не приняв.

Чудище

Женщина прикрыла глаза. Голова болела с утра, и таблетки, которые заботливо выписала подруга-невролог не помогали. Перед новым годом нужно ещё успеть сверить отчёты для налоговой и сформировать запись пациентов на следующий год.

Гори они все синим пламенем, – вслух четрыхнулась женщина и закурила сигарету, – Я выгорела, – подытожила она.

Такому меланхолично-депрессивному настроению было объяснение и дама знала об этом. Дипломированный психолог, за плечами имеющий регалии и монографии, собственные научные патенты и труды, спотыкалась о сложных клиентов и ранее. Но на этот раз все было иначе.

Однажды к Розе Францевне пришёл Альберт. С туннелями в ушах, татуировкой на шее и без постоянной работы. Альберту деньги на встречи с психологом давал его то ли друг, то ли как это там у молодёжи говорится? Партнёр? Роза Францевна передёрнула плечами, потушила недокуренную сигарету. Молодой человек ходил на сессии без охоты, просто отбывал номер. Психолог вела себя так же-просто слушала, не вовлекаясь сильно. Но однажды все поменялось.

На очередной сессии, так вышло само, что Алик вспомнил эпизод из детства, где он прятался в тёмной бане от пьяного деда с бабушкой. Мальчику было лет 5-6 и он очень боялся, что дед их убьёт. Травмированный пациент и раньше приоткрывал дверь в прошлое, но каждый раз с силой захлапывал ее перед длинным и любопытным (чего уж греха таить) носом психотерапевта. И тогда,. в последнюю сессию Роза поняла, что нельзя упустить такой шанс и предложила погружение в прошлое за травмированной детской частью. Алик без явного восторга принял идею, но будто бы его подмывало поделиться с кем-то ещё своей болью. Болью ли? – подумала женщина. Или чем-то совсем иным и неназванным по имени?