Блэйк кивает и мягко говорит:

— Пойдём, я отведу тебя к ней.

От его уверенного, твёрдого голоса ночная тьма перестаёт казаться такой пугающей, и я почти перестаю дрожать. Его слова заливают сердце теплом, заставляя его биться в три раза быстрее.

Он оглядывается, удостоверяясь, что за нами нет слежки.

Блэйк снимает с себя плащ и накидывает мне на плечи.

— Ты совсем замёрзла...

— Спасибо, — говорю я, чувствуя, как постепенно начинаю согреваться.

Поднимаю глаза и встречаюсь с его твёрдым взглядом.

— Я ведь не ослышалась там, в зале? Ты правда нашёл её?

— Ты не ослышалась, Элис, — говорит он.

— Но как ты это сделал? Как нашёл её?

— Я мог бы сделать это куда раньше, но старый распорядитель князя оказался слишком хорошим слугой и никак не хотел раскрывать тайну.

Я не хочу даже спрашивать, что с ним сделали, зная методы инквизиторов, и отгоняю от себя тут же всплывшие в голове непрошенные образы. Я хорошо помню распорядителя, которого когда-то считала хорошим человеком и другом семьи, и помню лёд в его голосе, когда он отправлял меня прочь из замка в монастырь. Другом он был только Ивару Стормсу. Или, точнее, его верным псом.

— Вот, значит, куда он делся, — дрожащим голосом говорю я.

— Он рассказал мне много интересного. Ты удивишься, когда услышишь, чем здесь занимался князь, пока тебя не было. История с убийством кровоеда особенно интересна...

— Распорядитель жив? — спрашиваю я, безо всякого желания узнавать, чем занимался Ивар в моё отсутствие. Но судьба распорядителя Даррена почему-то волнует меня. Я не хочу для него мучительной смерти, хотя он обрёк меня на неё, отправив в монастырь по приказу своего князя.

— Конечно, — отвечает Блэйк. — Такого ценного свидетеля нельзя убивать. Он ещё сослужит нам службу, когда всё это закончится, и ты будешь в безопасности со своими детьми.

— Пойдём, тут недалеко, — говорит он, и мы быстрым шагом устремляемся прочь от замка.

Я едва поспеваю за ним, чуть не спотыкаясь на тёмных дорожках. Его шаги широкие и уверенные, словно он видит в темноте, как кошка, а мне приходится приглядываться, чтобы не наткнуться на что-то и не упасть. Однако когда я спотыкаюсь и едва не падаю, он легко подхватывает меня и удерживает.

— Осторожнее… Я всё время забываю, что не все видят в темноте так же хорошо, как инквизиторы.

Мы идём к отдельно стоящим домам, немного удалённым от основного замка. Здесь живут те, кому не нашлось места рядом с князем: не самые важные гости и те, кто по происхождению не имеет права селиться в самом замке.

Наконец, мы доходим до одного из крайних домов. На втором этаже горит свет, и мне кажется, что я вижу мелькнувшую тень женщины с младенцем на руках.

Сердце подскакивает к горлу. Это то, о чём я думаю? Кто эта женщина, которая держит на руках мою дочь?

Тысячи вопросов взрываются у меня в голове, пока мы с Блэйком поднимаемся по ступеням крыльца. Какая-то ничтожная минута превращается в вечность. Мне хочется взлететь наверх, прорваться сквозь дверь и оказаться на втором этаже прямо сейчас, в эту секунду.

— Этот дом в мое личное владение выделил мне король, он пришелся весьма кстати. Мы пробудем здесь недолго, нас не найдут. Скоро мы покинем это место, — говорит Блэйк и большим ключом открывает тяжёлую дверь, выкрашенную красной краской. Он мягко толкает её и ведёт меня наверх, через безлюдный первый этаж к лестнице. Каждая ступенька отзывается в моей голове одновременно взрывом счастья и тревоги: а вдруг это всё неправда, сон, иллюзия, насмешка Блэйка?

Дверь распахивается, и Блэйк предлагает мне войти в тёплую, уютно освещённую комнату, посреди которой стоит совсем юная девушка с младенцем на руках.

Услышав, что открылась дверь, она поднимает взгляд от младенца и улыбается, но не говорит ни слова.

Я подхожу к ней осторожно, словно она — дикий зверь, которого нельзя спугнуть. Подхожу, не веря своим глазам, но уже зная, что это правда. Увидев дитя, я сразу же понимаю, что это моя плоть и кровь. Я подхожу ближе, и слёзы начинают струиться из моих глаз помимо моей воли. Личико моей второй дочери, которую я видела лишь раз в жизни — в день её рождения — расплывается у меня перед глазами.

Я смахиваю слёзы и касаюсь дочери дрожащими пальцами. Это она, настоящая. Она жива. Она здесь!

— Можно мне взять ее? — говорю я дрожащим голосом безмолвной девушке, она бросает пугливый взгляд на инквизитора и что-то неразборчиво мычит. Только в этот момент я, наконец, понимаю, что девушка нема.

Инквизитор озвучивает то, что я и так уже с неприятным чувством осознаю самостоятельно:

— Князь отрезал язык кормилице, чтобы она не болтала лишнего, если вдруг ей случится покинуть заточение в тайных покоях. Но надо отдать ему должное, в остальном он обращался с ней по-человечески. Если можно это так назвать…