Шрифт:
Я не знала, почему ничего не происходит.
Я тужилась.
— Еся девочка моя, моя хорошая девочка, пожалуйста, давай ещё разок, я тебя умоляю.
У меня все тело было сковано от боли, ко лбу прилипли волосы. Я даже вздохнуть не могла полной грудью.
— Еся, пожалуйста…
И схватка была такой болючей, как будто бы мне спицу острую в поясницу воткнули, провернули и вытащили её с другой стороны.
Я закричала, запрокинула голову. Ладонь Рустама, которая как раз была возле лица, как-то неудачно прошлась мне по губам.
Я со всей силы, со злости сцепила зубы на руке мужа и сквозь сцепленные зубы я зарычала.
— Да, да, да, Есения вы молодец, давайте вперёд, ещё раз.
Мне было так больно, мне было так зло, что я снова запрокинула голову, не выпуская руку Рустама изо рта.
Я смыкала так сильно глаза, что звёздочки блестели под ними.
— Есения молодец, все, все, все Есения, — прохрипел акушер.
В следующий момент детский плач на всю палату прозвенел.
Я распахнула глаза, разжала зубы, ощутила на губах привкус крови.
— Вот смотрите, все хорошо.
Акушерка медленно обходила кушетку, а в следующий момент, когда я была готова приподняться и взглянуть на своего малыша, она протянула:
— Папочка, берите, берите сына…
Мне даже не дали на него посмотреть.
Мне не дали посмотреть на моего ребёнка…
Глава 38
Голос Рустама прозвенел опять над головой.
— Давайте на грудь, на грудь, я ещё успею надержаться.
— Ох, какие папаши нынче пошли, — укоризненно произнесла медсестра, и у меня почти сердце остановилось от того, что он не будет прямо сейчас забирать ребёнка. Он не будет моего малыша забирать прямо сейчас.
Сквозь силу я приоткрыла глаза, стараясь поймать взглядом своего малыша, но в этот момент голос оборвал весь всю сказку.
— Антонина Васильевна, быстро, кровотечение.
Я попыталась приподняться на локте, но в этот момент медсестра качнулась в сторону, обошла, малыш закряхтел ещё сильнее, я заскулила.
Датчик какой-то противный, запищал прямо над ухом, в голове все стало мешаться.
Мой малыш, его забрали, забрали…
— Что происходит? — голос Рустама был напряжён, холоден, ровен.
— Кровотечение, разрыв, — короткими фразами выдавал врач.
Я только сглатывала, я так хотела увидеть своего малыша, я так хотела поддержать его на руках, посмотреть в его глазки.
Какие они у него: голубые? Наверное, голубые. У всех детей голубые глаза. У моего, наверное, тоже, только мне не дали посмотреть.
Звенели приборы.
А у меня не хватало сил даже сфокусировать зрение.
Я слышала где-то над головой голос Руса:
— Еся, Есь… открой глаза. Есения.
Я не могла открыть глаза. Зачем мне их открывать? Если у меня отобрали ребёнка, я его больше никогда не увижу.
Зачем мне было открывать глаза.
Для чего?
— Еся, Еся, открой глаза…
Во всем теле появилась такая слабость, а ещё лютое онемение в ногах.
Мне казалось, я вообще ниже талии ничего не чувствовала. Я только старалась прислушиваться, чтобы услышать ещё раз голосок малыша.
Но среди шума был только писк, какие-то шорохи, наш акушер что-то выговаривал медсестре, та нервное зло огрызалось, а я не слышала своего малыша.
— Еся Еся, пожалуйста, Еся, не пугай меня, Есения, открой глаза, я тебя прошу, открой глаза, — хрипел над головой голос мужа, голос предателя, лицемера, чудовища в человеческом обличии. — Есь я тебя умоляю, Есь.
У меня просто не было сил на то, чтобы открыть глаза. Мне кажется, если бы я увидела своего малыша, если бы я смогла его прижать к своему сердцу, я бы обязательно нашла силы, но у меня его отобрали.
Мне даже не дали на него взглянуть.
А вдруг с ним что-то случится?
Я же знала, что всегда кладут ребёнка маме на грудь, потому что еще молока нет, но есть молозиво, в котором много витаминов и ребёнку это надо, а мне не положили малыша на грудь.
С ним могло что-то случиться.
— Что происходит, — голос Рустама прогрохотал почти. Мне казалось, что от этой интонации я должна была вздрогнуть или ещё как-то отреагировать, но вместо этого я как будто бы находилась в комнате с мягкими стенами, и как бы я не билась о них никакого результата не было. Я не могла даже пошевелить рукой, чтобы махнуть ей или показать, что мне нужен мой ребёнок, всего навсего мой ребёнок.