Когда он стаскивал футболку через голову девушки силой, Жанна казалось сдалась, её глаза были полны слёз отчаяния. В этот момент Никита прислонился к ней лбом, их дыхания смешались. Их горячие дыхания между приоткрытыми губами заставляла дрожать их обоих, но по разным причинам. Его от возбуждения, её о страха. Кончики их носов почти соприкасались и Никита заговорил тихим голосом, успокаивая:

— Плачь, плачь побольше. Меня заводят твои слёзы.

Жанна повернула голову набок, не желая доставлять ему удовольствие как Никита кончиками пальцев скользнул по её спутанным волосам и схватил за затылок, возвращая обратно. Затем жестко целуя, обращая всё её внимание на этот поцелуй, пока руками пытался нащупать пуговицы тонких джинс. Жанна опять повелась на его манипуляции толкалась руками в его мышцы груди. Тем не менее для Никиты это были лишь жалкие попытки. Но ткань джинсов не позволяли с легкостью стянут себя с девушки, не сдержавшись Никита поднял её за бедро поверх одежды и толкнулся в область гениталий девушки. Прямого контакта не было. Но Жанна чувствовала себя практически голой под ним, дрожа всем телом. Диван громко скрипел, двигаясь в такт движениям мужчины. Вскоре послышался треск ткани, Никита не сумев снять тонкую материю джинс девушки разорвал пополам вместе с трусиками, а сам только припустив штаны вошёл в чуть влажную от страха девушку одним рыком. Он блаженно улыбнулся, закатывая глаза вверх, а девушка в это время с новой силой и криками пыталась высвободить руки зажимающие её за запястья около головы. Жанна словно животное в клетке забилась под ним, истошно крича, её как будто бы разорвали пополам. Физическая боль граничилась моральной, сама не понимала какая из них была сильнее, она всеми силами пыталась сжать ноги, не впускать его в очередной раз в себя сжимая мышцы, но каждый раз проигрывала его мощным толчкам. Ей было нечем дышать, казалось вот-вот и её стошнит. Но чем больше она умоляла и кричала, тем больше ему это нравилось. Жанна закрыла рот, когда очередной стон боли вырвался из её губ. А Никита был человеком, который получал удовольствие от её страданий, поэтому она стискивала зубы, кусала до крови губы чтобы не показывать какую боль он ей причиняет. Она и умолять перестала. Просить было бесполезно.

После долгой борьбы на которую Жанна потратила все свои силы, она лежала тихо, склонив голову набок с закрытыми глазами из которых текли маленькие капельки слёз. Вот теперь она точно сдалась. Её ноги были расставлены до предела. Теперь точно всё. Но каждый раз когда девушка надеялась на конец кошмара, он вновь входил в неё, насмехаясь над ней и жгучая боль становилась всё пронзительнее. Внезапно он остановился и Жанна поняла почему. Он достиг кульминации наблюдая за её слезами когда его член был полностью в ней. После этого он упал на девушку не вытаскивая свой член и лизнул дорожку слёз на лице Жанны. Никита обнял плачущую девушку, удерживая слёзы её глаз на своих губах, он вздохнул от возбуждения. Слёзы наполненные болью, которую он причинил были слаще всего.

***

После того, как Никита пришел в себя, он молча оделся и ушел, оставив Жанну одну в пустоте квартиры. Она лежала на диване, не в силах пошевелиться, тело сковало оцепенение, а внутри бушевала буря. Вопросы кружили в голове, превращаясь в обвинения, которые эхом отзывались в пустоте. За что? — кричала она внутри себя, но единственным ответом был хриплый шепот, повторяющий слова Никиты: "Во всем виновата ты". Голоса, словно призраки, начали преследовать её, каждый из них обвинял, осуждал, унижал. Голос Никиты, полный презрения и ярости, повторял снова и снова: "Ты сама так захотела". А потом к нему присоединился голос Марка, холодный и безразличный, обвиняющий её в развале их отношений, в своей измене. "Ты сама меня оттолкнула", — звучало это обвинение, словно лезвие ножа, пронзающее её сердце.

Рыдания захлестнули Жанну с новой силой. Она рыдала, не в силах остановиться, уничтожая себя изнутри. Её мысли были мрачными, полными самообвинения и отчаяния. Она разрушала в себе все воспоминания о Никите и Марке, всё что уцелело от них тоже. Она ненавидела себя за слабость, за то, что позволила так с собой обойтись. Чувство вины давило её, заставляя сомневаться в собственной адекватности и здравомыслии. Её уничтожали не только слова бывших возлюбленных, но и её собственные мысли, которые подливали масла в огонь самокопания, погружая её всё глубже в болото отчаяния и безнадежности.

Между тем, Никита ощущал странное, ни с чем не сравнимое облегчение. Он шел по улице, словно летящий, наполненный новой энергией и необычайной легкостью. Мир вокруг казался ярче, звуки — чище, а чувства — острее. Его тело переполняло ощущение свободы, словно он сбросил с себя тяжелый груз. Он чувствовал себя обновленным, очищенным, как будто родился заново. Чувство вины, которое так долго его мучило, исчезло, растворилось в потоке новых, ярких эмоций. Таблетки, которые так долго притупляли его разум, теперь казались ему совершенно ненужными. Он был полон жизни, готов к новым свершениям, к новой жизни, свободной от боли и отчаяния. Его сердце билось в такт неистовому, радостному ритму мира, который вдруг стал необыкновенно прекрасным и полным надежд. Он улыбался, не замечая ничего вокруг, кроме собственного, невероятного счастья.

Два месяца пролетели как один сплошной кошмар. Жанна превратилась в отшельника. К возвращению Кристины она уже съехала из прежней квартиры — каждый предмет там напоминал о пережитом кошмаре, о разбитых надеждах, о боли, которую она пыталась забыть, но которая въелась в стены, в мебель, в воздух. Она почти не выходила из дома, общалась только с необходимым минимумом людей, взяла академический отпуск в университете — её идеальное будущее, полное блестящих перспектив, рухнуло за один ужасный день. Вернуться домой к родителям в таком состоянии она не решалась — стыд и чувство собственной никчемности давили на неё с невероятной силой.

Теперь она снимала крошечную квартиру-студию у пожилой женщины, в каком-то забытом Богом уголке города. Денег едва хватало на жизнь. Работа фрилансером приносила мизерный доход, а должность оператора-продавца в малоизвестной косметической компании оставляла после себя только усталость и пустоту. Её жизнь превратилась в серую, беспросветную рутину, где каждый день был похож на предыдущий, а будущее выглядело таким же тусклым и бесцветным.

Несмотря на прошедшее время, Жанна продолжала винить себя. Её разбитое сердце не заживало, а раны, нанесенные Никите и Марком, кровоточили вновь и вновь, вызывая приступы отчаяния и самобичевания. Она корила себя за слабость, за неспособность справиться с произошедшим, за то, что не смогла собрать себя по осколкам, за то, что позволила жестоко разбить свою жизнь и себя саму. Внутри неё поселилось глубокое чувство безнадежности, убеждение, что она никогда больше не сможет быть прежней, что её будущее навсегда искалечено, и она никогда не сможет его исправить.

***

Состояние Никиты стремительно ухудшалось. Кошмары, прежде редкие и нечеткие, теперь стали еженощными спутниками, превращая сон в мучительный кошмар. Таблетки, которые когда-то приносили облегчение, теперь оказывались бессильными. Он чувствовал, как психическое напряжение нарастает, сдавливая его голову тисками. Доктор, к которому он обратился за более сильным успокоительным, покачал головой, строго посмотрев на Никиту. «Эти препараты нанесли непоправимый вред вашему мозгу», — сказал он, голос его был полон сожаления, но и твердой решимости. — «Вам нужно справиться самому. Помните свой отпуск? Тогда вы обошлись без них целый месяц». Никита помнил. Помнил месяц без таблеток, без кошмаров, без тех ужасных срывов, которые теперь терзали его. Он помнил чувство полной свободы, ясность мысли, прилив энергии. Даже секс в тот период был другим — не животной потребностью, не способом снять напряжение, а настоящим удовольствием, спонтанным и желаемым. Женщины, с которыми он проводил время, восхищались им, повторяя снова и снова, как он прекрасен, как он силен, как он желанен. Но даже это не заполняло пустоту, оставшуюся после Жанны. Ему нужна была именно она — та, кто не понимала его величия, кто отвергла его. И он осознал, с мучительной ясностью, что Жанна, в своей наивности, даже не догадывалась, как ей повезло.