Исключение делали только для Лаша. Хотя, когда Надлис впервые зашла к нему в клетку, он едва не убил ее – чудом остановился в последний момент. Крики девушки и мольбы о пощаде всколыхнули что-то в душе, на задворках памяти впервые за многие месяцы заворочались воспоминания. Лаш не видел четкой картинки, но ему казалось, что нечто подобное уже происходило с ним, и не единожды. В ту ночь сны были как никогда яркими: множество женских лиц мелькало перед глазами. Одни стонали под ним от удовольствия и просили не останавливаться, другие – кричали от ужаса, порождая тем самым в глубине сознания странное желание причинить еще больше боли.

Но что поразило Лаша по-настоящему, так это девушка, маячившая в отдалении. Образ ее был смазан, и лишь ярко-голубые глаза да несколько крупных угольно-черных локонов, обрамляющих лицо, виделись предельно четко. К ней Лаша тянуло с неистовой силой. Потребность коснуться незнакомки была нестерпимой. Он пытался добраться до нее, но десятки женских рук удерживали, как бы ни отбивался, не отпускали, а потом голубоглазая девушка и вовсе исчезла. Однако следующей ночью вернулась снова и с тех пор не давала покоя.

Она стала наваждением, лишающим рассудка. Лаш был уверен, что когда-то знал ее и, судя по тому, как болезненно щемило сердце от одного только взгляда на нее, любил. С приходом в сны незнакомки, жизнь под ареной в темных, сырых и душных подземельях, связанных между собой сетью тесных тоннелей, стала совсем невыносимой. Голова болела нещадно, саднил старый шрам под железным ошейником, пересекающий горло поперек. Теперь, как никогда, хотелось знать: как он его получил? Все больше вопросов вызывала странная серая татуировка на запястье в виде браслета и еще один шрам в форме знака бесконечности под левой ключицей.

Лаша терзала неизвестность. Вспомнить удалось совсем немного. В основном как обращался в дракона и часами летал над степями, наслаждаясь свободой и вседозволенностью.

Со временем к головной боли добавились неконтролируемые судороги в конечностях: зверь внутри него словно стряхнул оцепенение и рвался на волю. Мышцы сводило такими спазмами, что порой Лаш не мог сдержать мучительных стонов. Обострилось обоняние. Запах застоявшейся, стухшей мочи, немытых потных тел и гниющих объедков в клетках рабов будто усилился во сто крат, вызывая тошноту. Есть стало невозможно. Лаш начал худеть, что очень тревожило Шонатта.

В итоге страх потерять одного из лучших бойцов вынудил его поставить клетку Лаша в отдельное помещение. Дышать стало легче. Даже зверь внутри немного притих. Больше не тревожили стоны раненных в боях рабов по соседству и их бесконечная болтовня. Разум малость прояснился.

А потом Лаш услышал песнь. Завораживающую и манящую. Смысла он не понимал, но жадно ловил каждый звук, задыхаясь от какого-то болезненного, сумасшедшего восторга. Песнь звучала месяц за месяцем, и откуда-то Лаш знал: поет незнакомка из снов, голос точно принадлежит ей. С того момента он окончательно потерял покой и зверел на глазах ничего не понимающего Шонатта и надсмотрщиков. Из идеально выдрессированного животного Лаш постепенно превращался в неконтролируемое чудовище. Даже Надлис теперь подходила к нему с осторожностью.

Зато воспоминания все просачивались по крупицам сквозь затуманенное сознание. Их по-прежнему недоставало, чтобы восстановить картину прошлой жизни, но одно было ясно: то прошлое полнилось убийствами и кровью. Лаш не знал, почему мучил людей, а их застывшие лица тем временем постоянно маячили перед внутренним взором, выражая немое осуждение. Немного погодя Лаш стал видеть, как убивает еще и драконов, а где-то поблизости безумно хохочет рыжеволосая девушка.

Вскоре калейдоскоп обрывочных видений превратился в неразборчивое месиво, Лаш начал путать явь со снами, бросался на каждого, кто подходил к клетке, в том числе на Надлис. Шонатту пришлось принять меры: в еду и питье Лаша стали добавлять дурманящие порошки в дни, когда не надо было сражаться на арене.

Стоило ему притихнуть, появлялась Надлис, садилась на пол в клетке, а Лаш клал голову ей на колени, ища покоя и без конца гадая: отчего девушка так добра к нему? Он грубо принудил ее к близости в их первую встречу, едва не убил, а Надлис все равно была рядом, жалела, успокаивала и охотно отдавалась ему, несмотря на то, что они никогда не оставались наедине. Раньше неподалеку всегда содержались другие невольники, теперь ошивались стражники, которым Шонатт велел с Лаша глаз не спускать, боясь, что тот сам себя покалечит в очередном приступе безумия и не сможет сражаться на арене.

Надлис стала отдушиной. В отличие от Лаша, она помнила, каким мир был раньше, и видела, во что превратился сейчас. Постепенно девушка заполнила некоторые пробелы в его памяти, но себя прежнего и своих близких Лаш так и не вспомнил. Зато с ужасом подметил схожесть между драконами, которых убивал во снах каждую ночь, и Богами из историй Надлис.

Неужели это сделал он? Погубил Отражений и вверг мир в хаос?

Лаш упорно гнал подобные мысли, но в глубине души знал: это правда. Горькая, шокирующая и порождающая отвращение к себе. От нее не скрыться.