Из-за плотно задернутых штор, которые не пропускают и лучика солнечного света, не понимаю, что уже позднее утро.

Реальность не сразу врывается в мое сознание. Я, улыбаясь чему-то, потягиваюсь, строю планы на сегодня.

Выходной. Значит, если Уваров не заявится без приглашения и не потребует ехать с ним на очередное мероприятие, нужно заехать к родителям. Мы не виделись несколько недель.

Родители в курсе, что я подала заявление на развод. Они только не понимают почему. Для них Тарас – идеальный муж, хороший бизнесмен, интеллигентный и образованный человек. А главное, по их мнению, с ним у меня всегда будет крыша над головой, еда в тарелке и ни в чем и никогда не буду нуждаться.

Рассказывать маме с папой обо всем не смогла бы даже под страхом смерти. Боюсь за их жизнь и здоровье. Зная папу, он будет защищать, отбивать меня до последнего вдоха. А мама… ей ни в коем случае не нужно знать, через какую боль проходила ее дочь. Тот случай, когда неведение лучше правды.

– Блядь, уже одиннадцать! – басом рычит кто-то справа.

Господи, это Бессонов.

Сразу вспомнился и наш договор, и мой переезд к нему, и… вчерашний массаж. При мысли о последнем становится как-то не по себе. Мне не было противно или мерзко, скорее, чего-то ждала от него. Того, в чем боюсь признаться.

– Ты почему мы не разбудила? – снова рычит.

Откидывает одеяло, усаживается на кровать и руками лицо трет. Потягивается до хруста в суставах.

Влад неровной походкой идет к выходу из комнаты, расчесывая своей огромной пятерней взлохмаченные волосы.

И зачем-то молча наблюдаю за всеми его движениями.

– Ты в душ? – спрашиваю с хриплыми нотками.

Бессонов останавливается резко. Даже не видя его лица, я уверена, что он хищно улыбается.

Дыхание учащается, и сердце гулко отстукивает сбившийся ритм.

– Хочешь со мной? – говорит вполоборота. Его глаза поблескивают яркими бликами, когда света-то в комнате и нет.

– Можно я пойду первой?

Спрашиваю, практически заикаясь. И очень надеюсь, что Влад не будет спрашивать почему.

Я помню запах его геля для душа, запотевшие створки лифта и пульсацию внизу живота от всех этих картинок и ароматов.

Не хочу, не буду.

Бессонов раздумывает несколько секунд. Слышу удары своего сердце, словно его поместили вместо настенных часов.

– Прошу, – отходит в сторону и рукой указывает дорогу.

Не помня себя, вскакиваю с кровати и бегом несусь в ванную комнату. По спине хлещут его острые взгляды, как дротики бросает метко.

Быстро сбрасываю с себя ночную сорочку, которая насквозь пропахла массажным маслом и, странно, Бессоновым. С остервенением кидаю его в стирку. Осталось понять, как запускать эту космическую машину.

Включаю воду и захожу в кабинку. Автоматом включается какая-то радиоволна, и замкнутое пространство наполняется попсовой мелодией.

Руками облокачиваюсь на плитку и тяжело дышу. Вода прохладная, а, кажется, там льется кипяток. Это все его взгляды, его немое присутствие.

Самое удручающее – все только начинается. Мне предстоит все это испытывать, пока не разведусь.

И пока не окажусь под ним с раздвинутыми ногами. Это бесит, раздражает, но уже… не пугает.

От бессилия бью по стене кулаком, злюсь.

Вдруг створки душевой открываются, обдавая прохладным воздухом все тело, что в момент покрываюсь крупными мурашками.

– Ты же не против? – уверенно заявляет Влад и делает шаг в эту самую кабину, закрывает створки и берет свой гель для душа, которой хотелось с жадностью вдыхать. Тайно.

Он абсолютно голый, как и я. Жар его тела ощущаю и не касаясь. У меня пропадает дар речи, в голове мысли смешиваются и превращаются в бульон.

Только взгляда отвести от него не могу.

Руки висят вдоль тела, а должна ведь прикрыться ими, потом наругаться, что вторгся в мое пространство без спроса. Возможно, и ударить.

Но я стою по стойке смирно. Прямо под его сканирующим взглядом. Он улыбается уголками губ, а в глазах чистая похоть, вожделение и кайф.

– Всегда хотел узнать, свои такие сиськи?

Тянет к груди руку и слегка касается ее, проведя линию от ключицы до заострившегося соска.

Резко выдыхаю ртом, не в силах сдерживаться. Ноги слабеют, тело мгновенно откликается на его руку, как будто он мой гребаный хозяин.

– Свои.

Мы смотрим в глаза друг друга. Между нами что-то натягивается прочно, что не в силах прервать эти взгляды. Опять повисает это напряжение, когда либо целуй, бери, либо мотай к чертовой матери из моего душа.