Шрифт:
Повертел в руках сигару, пытаясь понять: каким концом ее в рот совать?
Вроде бы надо еще кончик отрезать?
Дожил: сижу, рефлексую и думаю, брать конец в рот или не брать!
Отбросил в сердцах сигару и взял бокал с коньяком — здесь хотя бы все понятно!
«Ладно, что мы имеем? Наташка — дура, вот что мы имеем!»
Чуть ли не подённо вспомнил всю нашу совместную жизнь и никаких таких проявлений великого ума и государственного мышления не заметил. Девушка, как девушка.
Ладно, дура, но дура — моя…
«Лось, себе не ври!» — тихо заметил внутренний голос, — «Тебя к дурам и овцам не тянет! Как там Краснова говорила? Твой психотип изучили, и твой выбор — это волевые и сильные личности. Прими за данность, что еще и умные».
— Допустим, — вслух согласился сам с собой. С неинтересными женщинами я довольно быстро расставался, ограничиваясь несколькими встречами.
«Значит Натке зачем-то было нужно, чтобы ты завтра на семейное сборище не пошел!» — получил я еще одну подсказку.
— А почему она тогда прямо не сказала?
«Не могла. Если бы она сказала прямо, то ты бы не выдал нужных реакций. А так, смотри: все вокруг уверены, что ты на нее обиделся! Вспомни Сонины эмоции? И как быстро она нашла тебе повод вернуться!»
— Но я реально обиделся!
«А потом подумал и обижаться перестал! Ты же умный!»
Приятно поговорить с умным человеком — все по полочкам разложил! И похвалил в конце!
Немного успокоился и взял с полки первую попавшуюся книжку. На удивление попался не фривольный романчик, а исследование и сравнительный анализ генетических линий всадниц. Интересные вещи почитывал Скоблев, сбегая от жены.
Оторвавшись почти на половине книги, принес в библиотеку из бара всю бутылку, потому что кое-какие мысли потребовалось залить. Заодно все-таки справился с сигарой. Слишком много «хорошего» для одного дня.
— Михаил Анатольевич?.. — преобразившаяся всего за три дня Авдотья рывком распахнула окно, выпуская на улицу сизый дым: потушить сигару мне удалось далеко не с первой попытки, впрочем, также, как и раскурить ее. Но вновь понял — не моё, и нечего начинать. А вот проветрить не догадался.
— Михаил Анатольевич, там к вам… просются…
— Кто?
— Говорит, что Русланович — так и не поняла, фамилия это или отчество.
— Это, Дуня, карма. Зови его.
— О-о-о… а ты уже без меня празднуешь! — Серега по-хозяйски ввалился в комнату, захлопывая перед Костиком дверь. И с таким отношением он хочет от брата чего-то большего, чем просто службы? Но… обаятельный со всеми Забелин только в ближнем кругу раскрывался как личность: здесь он не стеснялся показываться таким, как есть. Я, живущий вторую жизнь, это понимал, а вот Костя — вряд ли, — Ну надо же! «Мартель»! Да еще самого удачного года! — повертев в руках бутылку он осторожно поставил ее на место, — У тебя появился вкус?
— Нет. Достался вместе с домом.
— О! Так это Скоблевский! Тогда тем более пристроюсь — даже не рассчитывай, что откажусь!
Сообразительная Авдотья принесла еще один снифтер и тарелку бутербродов. Сделала она их, конечно, не по фэн-шую — к коньяку полагался шоколад, десерт или вообще ничего — зато от души: не пожалела ни мяса, ни зелени, ни хлеба. По крайней мере Серый точно не сможет сказать, что ушел из гостей голодным, как я недавно. Промашки и некоторая неловкость моей новой помощницы не прошли мимо четкого взора начинающего шпиона, но что-то говорить вслух он не стал, и даже ни один мускул на лице не дрогнул. Возможно, зная о моей эмпатии, он бы и про себя не стал хихикать, но он о ней не знал…
— За что ты Скоблева так не любишь? — лениво удивился его злорадству, дождавшись ухода Дуни.
— А почему я должен его любить? — ответил Сергей, освобождая стол и возвращая на полку фривольную книжку с картинками. Раскрывшись на развороте, та заставила его удивленно приподнять брови, присвистнуть и воровато мазнуть по мне взглядом.
«Да-да, сам охуел, когда увидел. Эти азиаты — такие извращенцы!» — мысленно согласился на его гримасы.
— За то, что он к Зайкам приставал и до сих пор намеки делает? — продолжил разглагольствования Младший, успокоившись по поводу читаемой мной литературы.
— Ты его задолго до Заек не любил.
— О! За любовь! — провозгласил он первый тост.
— За нее! — чокнулся с дорогим гостем. Как там говорится: дорога ложка к обеду? А я тут совершенно случайно вспомнил, от кого впервые услышал прозвучавшее сегодня наткино: «Не тужься изображать мыслительную деятельность!»
— Так из-за чего? — вернулся я к нераскрытой теме.
— Он по молодости к матери клинья бил. Еще до меня. Даже на разницу в возрасте не посмотрел, козел! У нее как раз тогда карьера в гору пошла, а его — только зарождалась. Но познакомился через нее с Марией Петровной и бросил мать. Правда иногда захаживает, тетя Артя его периодически видит — пожрать он любит! Как и выпить! — взболтнул он в бутылке коньяк, — Давай по второй!