Ба, да это старая подруга! Эту молодую особу она знала еще девственницей, зналась с ней на Патриарших, а потом и на Пятницкой. Как бишь ее зовут?.. Впрочем, между близкими подругами можно обойтись и без имен. Например, просто «киска моя». А она была ей близка, даже очень близка. Из своего Зазеркалья она наблюдала, как Маша одевается и раздевается, как разговаривает по телефону или читает. Как плачет или смеется. Как занимается любовью… И Машу, надо сказать, ничуть не смущало такое беззастенчивое соглядатайство. Напротив, она вполне сочувственно относилась к неподдельному интересу, который проявляла молодая особа, желавшая узнать, в чем именно состоит удовольствие, которое якобы испытывала Маша, когда посторонний мужчина внедряется в ее плоть. И никакой ревности во взгляде. Что-то вроде легкой иронии. Уж она-то знала цену всем этим банальным ухаживаниям, попойкам и «деловым» свиданиям. Уж она-то знала, что где-то есть и другая жизнь…

А тем временем терпеливо наблюдала, пока месяцами и неделями Маша маялась без цели и без работы, не сознавая, дурочка, собственной самодостаточности. Она смотрела из зеркала, готовая в любой момент предложить совет, покровительство и чуткое руководство… Правы сказочники, считавшие, что отражение живет своей независимой жизнью. Маша представила себе, как на какой-нибудь дружеской вечеринке, когда все вокруг уже изрядно теплые и около уже топчется легковоспламеняемый ухажер, эта молодая особа подхватывает ее, Машу, под руку и утаскивает подальше от случайных соблазнов. Вот они поднимаются в лифте домой, она заботливо поддерживает ее, заводит к себе в квартиру, нежно устраивает в кресле и, опустившись перед ней на колени, протягивает бокал холодного белого вина или чашечку горячего кофе — по выбору. «Ну и загуляла ты сегодня, киска моя!..» — шепчет она, а Маша закрывает глаза и слушает тихую и сладкую лесть той, которая обещает научить ее счастливой и беззаботной жизни… А может быть, из зеркала на нее смотрит лишь маска, которой коварно воспользовался некто, дурно воспитанный и обремененный темным прошлым?..

…Вдруг раздался телефонный звонок, который мгновенно вернул Машу к реальности. Однако она медлила и не спешила взять трубку. Похоже, это не междугородка. Сейчас это ей совсем ни к чему.

— Звоню тебе весь день! — услышала Маша. — Тебе не кажется, что я волнуюсь?

Маша сразу узнала милый голос.

— Рита, я так рада, что ты позвонила! — воскликнула она.

— Где ты была? Маша вздохнула.

— Ездила к родителям Ромы.

— Так я и подумала. Молодец. Ты их очень поддержала.

— Я сама себя поддержала, — просто ответила Маша. — Мне было так плохо…

— Нам тоже плохо. Без тебя. К восьми мы с Иваном подъедем. Ты не возражаешь?

— Да что ты, Рита! Сейчас же принимаюсь за уборку. У меня тут полная разруха.

— Не глупи! Не переутомляйся сегодня. Плюнь на все. Лучше отдохни. Здоровье дороже. Не забывай, что ты должна содержать себя в полном порядке.

— Я в порядке, Рита, — сказала Маша, но без особой уверенности. — Я всегда в полном порядке.

— Знаю, знаю, ты героическая личность. Вот поэтому я и волнуюсь!

Поговорив с Ритой, она приняла душ, переоделась и с помощью жидкой пудры принялась колдовать над своим лицом, пытаясь замаскировать ужасные синие круги под глазами. Ее руки слегка дрожали, но она действовала уверенно и умело.

«Физиономия!» — вздохнула она.

Эффект, прямо скажем, нулевой. Где та ослепительная молодая женщина, которая птичкой выпархивала из объятий бравого полковника? Где отливающая золотом любви кожа? Где влажные, сверкающие глаза, влекущие туда-не-знаю-куда?.. Все осталось там… А здесь суетится какая-то жалкая дамочка, истлевшая и сопревшая от одиночества. Комок нервов, считающий себя деловой и независимой женщиной. Еще лет двадцать такой независимости и можно с полным правом претендовать на местечко в доме для престарелых ветеранов отечественной журналистики — если к тому времени еще будут такие заведения и вообще престарелые ветераны — сиди себе на лавочке, прикармливай из кулька всякой дрянью голубей и кошек… Закат женщины, которая боялась любви.

Наконец приехала Рита с мужем. Под вечер на улице засеял дождь, и, войдя, они неловко топтались в крошечной прихожей у порога, встряхивая мокрыми волосами и разуваясь. В каплях дождя рыжие волосы Риты были особенно прекрасны, о чем, не удержавшись, Маша тут же и высказалась.

— А вот ты, милая моя, выглядишь так… — Рита помедлила, не сразу подобрав достойное сравнение, — как будто бежала из преисподней…

Если бы Рита знала, насколько она, сама того не ведая, оказалась близка к истине.

— Ну вот ты и дома, — сказал Иван Бурденко, ласково тиская Машу. — Не слушай женщину. Слушай мужчину. Ты просто прелесть. Только очень уставшая.

— Разве я говорила, что она не прелесть? — возмутилась Рита.

— Спасибо, — ответила Маша и взяла Риту под руку. — Честно говоря, я действительно побывала в аду.

Иван вился около них. Для закоренелого телевизионного функционера у него была прекрасная фигура — о чем Маша незамедлительно ему сообщила.

— Я держу его в тонусе, — усмехнулась Рита, а смущенный Иван со словами «пойду засуну шампанское в морозильник» исчез на кухне.

— Я по тебе очень скучала, — сказала Рита, усаживаясь на кургузую софу.

— Я тоже, — отозвалась Маша, чувствуя, как внимательно всматривается в нее подруга.

— Когда у вас там все это случилось, я была просто в шоке. Я чувствовала, что должна что-то сделать, как-то тебя поддержать, но я не знала как. Ведь даже связаться с тобой по телефону — и то проблема.

— Ничего и не нужно было делать… — Маша подумала о полковнике Волке, для которого таких проблем не существовало. — Когда все так плохо, что хуже некуда — что тут поделаешь?