Шрифт:
— Они бы схватились… — проворчала Рита.
Иван Бурденко снова появился в комнате. На этот раз он нес поднос, на котором стояла бутылка шампанского и три фужера.
— Вот что я подумал, Маша, — сказал он, словно принимая от жены эстафету в разговоре. — Ты говоришь, что знаешь, где искать правду. А мне кажется, что ты замкнулась на одной проблеме и что изнутри тебе не удастся увидеть никакой правды. Похоже, что эта война действительно надолго. Может быть, на много лет. Как на Ближнем Востоке, в Ирландии, на Балканах… Такие войны ничем не кончаются, да и химически чистой правды там доискаться невозможно. Такая правда, какую ищешь ты, испаряется в тот самый момент, когда на убийство отвечают убийством. Можно лишь подсчитывать трупы с обеих сторон. Как ты собираешься определять, кто прав, а кто виноват? Чья земля? Кто пришелец, а кто хозяин? Кто агрессор, а кто жертва агрессии? Разве не случается так, что тот, кто был изначально прав, оставляет за собой несравнимо больше трупов, чем тот, кто выстрелил и убил первым? Можешь ты представить себе этого «правого», который бредет по колено в крови «виноватого». Кроме того, когда идет резня, главные виновники драки спокойно стоят в стороне от места событий и наблюдают. А еще дальше от драки, говорят, стоит сам Господь Бог и тоже наблюдает за теми и другими…
— Иван! — воскликнула Рита. — Я никогда не слышала, чтобы ты отличался таким красноречием!
— Не знаю… — снова смутился тот. — Что-то нашло… Действительно больно смотреть на всю эту мерзость.
— Знаете что, милые мои, — проговорила Рита, — иногда мне кажется, что телевизионщики и вообще журналисты — если принять ту картину, которую нарисовал Иван, — находятся где-то между истинными виновниками войны и Господом Богом…
— И поэтому нужно сидеть и пить шампанское? — горько усмехнулась Маша.
— У тебя есть другие предложения? — пожала плечами Рита. — Если ты уже выяснила для себя, кто прав, а кто виноват, тебе, героической женщине, остается только поддержать «правого» с оружием в руках. Ведь воюют же, говорят, в партизанских отрядах и женщины. А поскольку ты — журналист, то можешь долбать врага и другими подручными средствами. Камерой, например. Или микрофоном.
— Надеюсь, ты говоришь в переносном смысле? — пошутил Иван, стараясь как-то смягчить страсти.
— Нет, она совершенно права! — ожесточенно воскликнула Маша. — Иногда у меня действительно чешутся руки самой вмешаться в драку!.. Если бы только знать, на чьей стороне… — вздохнув, добавила она.
— То-то и оно, — в тон ей вздохнул Иван.
— К этой войне привыкнут и уже привыкают, как к любой другой. Наши уважаемые телезрители, как бы ты ни старалась, все равно начнут клевать носом на ночных новостях…
— Я сам иногда засыпаю, — честно признался Иван. — Потом приходиться вставать и выключать телевизор.
— И еще мне бы хотелось, чтобы ты поняла, Маша, — начала Рита, нежно обнимая подругу, — эта поганая война унесла не одну жизнь журналиста. А сколько еще погибнет!.. Война ненасытна, поверь. Она готова сожрать каждого, кто ей себя предлагает.
— Значит, пусть другие?.. Как Рома?.. — подняла брови Маша.
— Не беспокойся, киска моя, в любое время ты сможешь отдать на заклание и себя. Тебе только спасибо скажут.
— Ну-ну, подружки! — попытался урезонить их Иван.
— Дай мне высказаться! — резко обернулась к мужу Рита, и тот умолк. — Я не собираюсь задевать ее высокие чувства. У меня тоже есть идеалы!.. Но в данном случае я хочу напомнить нашей смелой девочке, что телевидение — это тоже своего рода драка. Здесь можно либо круто подниматься вверх, либо кубарем катиться вниз. Третьего не дано.
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Маша.
— Когда начался военный конфликт, — не выдержав, встрял Иван, — твои первые и единственные кавказские репортажи действительно стали сенсацией. Потом к войне привыкли и привыкли к репортажам.
— В профессиональном смысле ты просто пробуксовываешь на месте… — продолжала Рита. — Тебе самое время переключиться на совершенно новое яркое дело.
— Ты делала убойные репортажи, а теперь будешь делать гениальное шоу! — воскликнул Иван.
— Замолчите! — со слезами на глазах вскричала Маша. — Конечно, я тварь неблагодарная, но я буду делать то, что считаю нужным. Найдите себе более сговорчивую протеже и ее опекайте! Вам стоит только в окно крикнуть — и сбегутся паиньки, которые будут вести ваше чертово шоу еще лучше меня!..
Рита побледнела.
— Как ты только можешь так говорить! — завздыхал Иван, всовывая в руку Маше бокал с шампанским. Никакая ты не протеже. Просто мы тебя любим.
— Ну знаешь! — задохнулась от возмущения Рита. — Тебя там бешеный волк часом не покусал?
Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы в ту же самую секунду не раздался телефонный звонок. Междугородка.
Последняя непреднамеренная реплика Риты о волке да еще телефон, рассыпающий отрывистые нетерпеливые звонки, — слишком жестокое испытание для бедной Маши. Не в состоянии взять телефонную трубку, задыхаясь от слез, она только слабо махнула рукой, чтобы Рита поговорила вместо нее, а сама закрыла лицо ладонями и горько зарыдала.
Нахмурившись, Рита взяла телефон и отправилась на кухню, а Иван остался утешать Машу.