– Что вы говорите! – воскликнул Тан Ао. – Ведь брат Бинь-ван мне был совсем как родной, а племянница Хун-цюй для меня все равно что моя дочь! Поскольку вы вверяете мне ее судьбу, то, само собой разумеется, я отвезу ее на родину и найду ей хорошего мужа. Незачем и просить об этом! Если же говорить о моем отношении к вам, то, конечно, я хотел бы просить вас оказать мне честь и вернуться со мною вместе в родные края, где я смог бы заботиться о вас до последних ваших дней и таким образом хоть в какой-то мере исполнить свое искреннее желание проявить к вам сыновнюю почтительность во имя старой дружбы с вашим сыном. Но что поделаешь, если Ухоу в своей слепой ярости истребляет почти всех сыновей и внуков семьи Тан. К тому же вы ведь прежде много лет служили на государственной службе: вам не так легко спрятаться, не то что женам и дочерям опальных сановников; а если слух о вашем приезде разнесется, то не только я буду впутан в это дело, но и вы будете жить в вечном страхе; поэтому-то я и не осмеливаюсь уговаривать вас подвергнуться такой опасности. Прежде я мечтал о продвижении по службе, о встречах с верными и выдающимися людьми, чтобы вместе с ними помочь императору возродить Танскую империю. К сожалению, мне так и не удалось достичь славы, а волосы мои уже подернуты серебристым инеем. Мне не удалось своими заслугами приумножить репутацию моих предков, не смог я также посодействовать ни возрождению страны, ни обеспечению ей спокойствия; я самый заурядный человек, и мне стыдно, что я дожил до старости, но так ничего и не совершил. Поэтому-то я и пустился в скитания по чужим странам. Хотя я уже познал всю тщету и суетность мира, но не знаю, выпадет ли мне судьба вернуться на родину. Там, дома, у меня есть младший брат, жена и дети, когда я привезу к ним вашу внучку, она себя будет чувствовать как в родной семье. Так что о ней вы не беспокойтесь!

– Ваш великодушный ответ трогает меня до слез, – воскликнул Ло Лун. – Но ведь вы не можете откладывать свои торговые дела и настолько отсрочить свое отправление в дальнейший путь. А я останусь здесь и не буду задерживать внучку. – Тут он повернулся к Хун-цюй: – Внучка, поклонись своему приемному отцу и собирайся в путь, исполни мое желание.

Эти слова деда заставили Ло Хун-цюй разрыдаться. В слезах подошла она к Тан Ао и, совершив перед ним положенные поклоны, назвала его приемным отцом. Поклонившись затем До Цзю гуну и Линь Чжи-яну, она опять обратилась к Тан Ао и, сдерживая рыдания, сказала ему:

– Ваше отношение ко мне высоко, как небо, щедро, как земля. Конечно, мне бы следовало вернуться с вами на родину. Но у меня две заботы на сердце. Первая – это то, что дедушка уже стар, а ухаживать за ним некому. Как же я могу покинуть его! Вторая – то, что в этих горах еще остались два тигра, и месть моя еще не осуществлена до конца; разве я могу пощадить их и уехать отсюда?! Если вы понимаете, как мне тяжело, то прошу вас, сообщите мне, где вы живете в Линнани; когда-нибудь, если будет объявлено царское прощение, мы с дедушкой вместе отправимся к вам в Линнань, и нам не придется в разлуке тосковать и беспокоиться друг о друге. Для того чтобы покинуть дедушку и уехать одной без него, мне нужно было бы иметь каменное сердце, да и тогда я не смогла бы совершить подобную жестокость.

Выслушав внучку, Ло Лун принялся уговаривать ее ехать с Тан Ао, но Хун-цюй, твердо решив остаться ухаживать за дедом и не покидать его, пока он жив, не говорила всего, что думала, и лишь наотрез отказывалась ехать сейчас. Никакие уговоры не помогли.

– Видимо, барышня так твердо решила, что вряд ли удастся ее сейчас уговорить, – сказал До Цзю гун. – По-моему, чем ей ехать с нами за море, лучше подождать, пока мы на обратном пути заедем сюда за ней, и тогда уж почтенный Тан Ао отвезет ее к себе домой. Не будет ли так гораздо лучше?

– А если допустить, что я не вернусь, как быть тогда? – спросил Тан Ао.

– Что ты говоришь, зять! – воскликнул Линь Чжи-ян. – Мы вместе поехали, вместе, конечно, и вернемся. Зачем же ты говоришь «не вернусь»? Не понимаю!

– Да просто у меня это по глупости с языка сорвалось, а ты уже принимаешь это всерьез, шурин! – сказал Тан Ао и повернулся к Ло Луну: – То, что моя приемная дочь проникнута чувством такого почтения к вам, очень похвально, и я не хочу воспользоваться своею властью отца, чтобы принуждать ее ехать сейчас со мной. А уговаривать ее бесполезно, раз она так твердо решила.

Взяв бумагу и кисть, Тан Ао написал Ло Хун-цюй, как его найти в Линнани.

– Скажите, уважаемый отец, – обратилась к нему девушка, – не поедете ли вы отсюда через страну Усянь? Когда с дядей Се Чжун-чжаном случилось несчастье, семья его тоже бежала за море. Несколько лет назад дочь Чжун-чжана, Се Хэн-сян, проезжала здесь; подружившись с ней, мы стали назваными сестрами и дали такую клятву перед лицом небесных духов: «Та из нас, которой представится возможность вернуться на родину, обязательно возьмет с собой другую». В прошлом году торговец шелком привез мне письмо от Се Хэн-сян, из которого я узнала, что она переехала в страну Усянь. Я хочу написать ей ответ и очень прошу – захватите его с собой, если вам это будет по пути.

– Усянь как раз лежит на нашем пути, – сказал До Цзю гун. – Почтенный Линь будет там продавать свои товары, так что никакого труда не составит передать ваше письмо.

Ло Хун-цюй пошла писать ответ, а Тан Ао попросил Линь Чжи-яна принести из джонки два слитка серебра, чтобы оставить их Ло Луну на расходы.

Вскоре девушка вернулась с письмом. Взяв его, Тан Ао невольно вздохнул:

– Оказывается, и семья брата Чжун-чжана за морем. Если бы в свое время Цзин-е послушался старшего брата Сы-вэня [193] и не последовал бы плану Чжун-чжана, то дом Тан давно уже был бы восстановлен, тогда Поднебесная не оставалась бы до сих пор под властью дома Чжоу. Да и нас бы всех не раскидало до свету. Видно, такова уже судьба, ничего не поделаешь!

Начали прощаться. Обменялись напутствиями, пожеланиями счастья, поплакали. Ло Хун-цюй проводила Тан Ао и его спутников за ворота, вернулась в храм и осталась там приносить жертвы душе матери да ухаживать за дедом.

Уже сгустились сумерки, и путники решили возвращаться по прежней дороге.

– Чтоб такая молодая, – сказал До Цзю гун, – не боялась трудностей и опасностей во имя мщения за гибель матери, чтоб была готова до конца быть почтительной внучкой, ухаживая за престарелым дедом, для этого нужно обладать настоящим чувством долга и совсем не думать о себе. Из этого видно, что преданность, почтение к родителям, сдержанность и чувство долга совсем не зависят от возраста. У этой девушки такая твердая воля, что, пожалуй, в этих горах скоро совсем исчезнут тигры.