Сучье племя! Сол прицелился из-за груды камней. Он насчитал шесть мишеней, но, судя по насыщенности стрельбы, понял, что с другой стороны деревни еще по крайней мере шесть арабов. Стрельба усилилась, в бой включились другие автоматы, но их очереди отличались по звуку от характерного треска “Калашникова”, которым пользовались нападавшие и Сол, предпочитавший, чтобы звук его оружия смешивался с очередями автоматов врагов Израиля. Да, у автоматов, присоединившихся к стрельбе, был звук, характерный для “М—16”, — оружия, подходящего для деревенек их подростков, которых Сол обучал стрельбе.

Один из нападавших упал, кровь растеклась по рубашке на спине. Пять оставшихся террористов направили огонь на сарай из рифленого железа, откуда велся ответный огонь. Стена сарая искривилась, испещренная автоматными очередями. “М—16” замолчал.

Но из разных домов другие “М—16” жаждали расплаты. Залитый кровью, упал еще один террорист. Сол плавно, смягчая отдачу, нажал на спусковой курок и изрешетил спину нападавшего. Нашел и поразил еще одну цель, на этот раз в голову, и выскочил из-за камней, стреляя на бегу.

Упал еще один враг. Попав в перекрестный огонь, другой араб глянул назад-вперед, подбежал к низкой каменной стене и изумленно замер, когда перед ним, стреляя наугад, возник лучший ученик Сола и разнес его лицо на куски. Кровяной туман покрыл все его тело.

Под прикрытием окопов и стен, которые они с учениками построили как оборонные позиции, Сол перебрался на противоположную сторону деревни. Боковым зрением он заметил, как разбегаются его ученики, услышал треск “М—16” и еще более густые очереди “Калашникова”. Вторая граната разорвалась рядом со зданием, которое было частично разрушено первой гранатой. На этот раз, когда стена рухнула, Сол не услышал женского крика. С удвоенной злостью он добежал полукруг и приблизился к группе нападавших. Он разрядил магазин, перезарядил автомат, разрядил новый, схватил автомат, который выронил убитый араб, разрядил его, подобрал “М—16”, который выронил, умирая, его второй лучший ученик, и отключил террориста, чья манера рукопашного боя уступала выучке убивать, полученной Солом двадцать лет назад. Он нанес удар ребром ладони одной рукой, затем второй, после чего грудная клетка противника врезалась в легкие и сердце.

Стрельба прекратилась. Сол взглянул на террориста, распростертого у его ног. Возбужденные одержанной победой ученики собрались вокруг своего учителя.

— Нет! Не собирайтесь вместе! Все в стороны! В укрытие! Неизвестно, всех ли мы уничтожили!

Следуя собственному приказу, он нырнул в окоп и в то же время проклинал себя за собственную правоту. Он говорил себе, что и в душе обречен быть профессионалом: интересы деревни должны быть на первое месте, а его личные — при данных обстоятельствах — на втором. Он осторожно осмотрел каждый труп, а затем, презирая себя за безответственность, все дома, проверяя, нет ли там террористов. Организованная им команда подсчитала жертвы — десять жителей деревни погибли, пятнадцать ранены.

— Где санитарная команда? Вы передали по связи сигнал тревоги в Биршибу?

Только когда все чрезвычайные меры были приняты, и соблюдены все меры предосторожности, он позволил личным интересам взять верх и снова осознал, что обречен. Прежняя жизнь не отпускала его. Он вел себя правильно, действовал так, как учили, но, с другой стороны, его правота была абсолютно неверна. Он позволил общественному долгу пересилить личные чувства.

Дом, который в основном подвергся обстрелу и был разрушен двумя гранатами, — его дом. Когда жители деревни и его ученики с благоговением окружили Сола, он наконец освободил себя от общественного долга. Слезы катились по щекам; спотыкаясь, он пошел к дому, который был убежищем его жены и сына. Правая стена рухнула, с этой же стороны обвалилась крыша и образовала странный угол.

После первого взрыва Сол слышал женский крик. Терзаясь самыми неприятными предчувствиями, он заглянул в то, что еще недавно было окном дома, а теперь стало просто дырой в стене. Изорванные занавески почернели. Слева Сол увидел остатки игрушечного деревянного грузовика, который он смастерил для своего сына. Дальше валялись осколки посуды, упавшей с полки, которая прежде висела здесь; их накрывал развалившийся стол. Пахло горелым деревом, паленой одеждой и расплавившимся пластиком. Обвалившаяся стена скрывала часть кухни.

Сол подошел к двери, дотронулся до нее — она тут же сошла с петель; сглотнув, Сол шагнул внутрь. Он двигался медленно, ощущая внезапную волну страха, понимая, на что он может наступить, боясь осквернить тела или — он старался не думать об этом — расчлененные человеческие останки. Сол отодвинул в сторону лист железа, поднял деревянную балку и перешагнул через развалившийся на куски стул, однако не увидел следов крови. Сердце чаще забилось в надежде.

Сол оттащил в сторону часть крыши и освободил дверной проем — крови нигде не было; потом он сдвинул еще одну секцию крыши, которая нависала над кухней, так, чтобы открыть ту часть комнаты, которую он не мог увидеть, и, сощурившись, стал вглядываться в темноту.

Он не увидел человеческих тел. Подцепив рукой хорошо замаскированный люк, он обломал два ногтя. Пальцы кровоточили. Отодвинув люк к стене, Сол всматривался в темное помещение внизу.

— Эрика!

Эха не было, подвал поглощал его голос.

— Эрика! Это Сол!

Он не мог ждать ответа и в нетерпении сполз вниз, ноги коснулись земли в четырех футах под ним.

“Все кончено”.

Сол напряг глаза, вглядываясь в темноту. На какое-то мгновение он в отчаянии подумал, что не прав, но потом вдруг понял, что не подал условный сигнал. Враг мог подделать его голос, в такой темноте это был бы нехитрый трюк.