– И откуда ты это знаешь?

– Я знаю, что между нами все кончено, но я хочу, чтобы ты знал, правда, что я очень сожалею о том, что нарушил твое доверие и...

– Никто никогда не должен слушать сообщения другого человека на его телефоне, – сказал он, глядя на меня широко раскрытыми глазами, которые смотрели сквозь меня. – Мне все равно, женаты ли они... Мне все равно. Это личное и частное, и как ты, блядь, смеешь!

Его голос был громким, и у меня сжалось сердце.

– Мы просто наконец-то движемся вперед, а ты что, нарываешься?

Я покачал головой.

– Скажи что-нибудь!

– Я знал, что это неправильно, когда делал это.

– И что? – его голос треснул, как хлыст.

– И я бы, блядь, сделал это снова, – прорычал я ему в ответ, испытывая отвращение к тому, что я сделал, к тому, что я видел на видео, и к тому, что я чувствовал, что предал Ника так же, как и все остальные. Я не сломал ему кости, но сломать его дух было ничуть не лучше.

Мы оба молчали долгие минуты.

– И что теперь ты хочешь?

Я поднял глаза и встретил его взгляд.

– Я хочу, чтобы ты простил меня, потому что я сделал это по правильным причинам, – жалко ответил я.

– И по каким же?

– Ты знаешь.

Его лицо сразу напряглось, и он кивнул.

– Я сожалею до самых костей.

Еще один кивок.

– Хочешь услышать об остальном?

– Да, – прохрипел он.

– После того как Эванса выгнали из дома в Санта-Монике, он вернулся в свой дом в Калексико, где и находился последние несколько месяцев.

Его глаза сузились, а голова наклонилась, словно он был неуверен.

– Задавай мне вопросы, – надавил я на него. – Все, что угодно.

– Ты... как ты узнал, что он именно там?

– Потому что, как я уже сказал, там у него дом, а мой парень Оуэн...

– Твой парень, – рявкнул он на меня, и его тон был резким. Он был зол, но и что-то еще, что я слишком устал, чтобы разобрать.

Моя мать вздохнула, я взглянул на нее и увидел, что она прикусила губу, но она пренебрежительно махнула рукой, и я вернул свое внимание к Нику.

– Наш парень, – поправил я себя, – наш техник, он проверил, и там как раз был Эванс, поэтому я отправился туда с другими членами моей команды.

– О, – сказал он, выдыхая. – И что... что произошло?

– У меня есть записи, где ты и те парни, и где тебя бьют, – сказал я категорично, – и те, где лошади.

– Ты получил все.

– Да.

– Я давно этого хотел.

Я кивнул.

– Ладно, – это все, что он сказал.

– Уокеру Эвансу предъявлены обвинения в содействии созданию опасности для несовершеннолетнего, хранении детской порнографии, и тебе нужно решить, хочешь ли ты добавить к этому вымогательство.

Его глаза искали мои.

– Твоему отцу предъявят обвинения в преступном посягательстве на ребенка, поскольку он позволил избивать тебя, в пренебрежении нуждами иждивенцев и, конечно, в жестоком обращении с животными, а также в том, что он намеренно обманывал других заводчиков, с которыми вел дела.

Он молчал, и я был уверен, что он переваривает все, что я только что рассказал.

– Все узнают, что мой отец сделал со мной и почему?

– Только если ты этого хочешь, – заверил я его. – Существует приказ о запрете, подкрепленный убедительной угрозой со стороны моего босса, который был там вместе со мной.

– Ты сам разговаривал с Эвансом?

– Да.

– Ты смотрел видео с сексом?

– Никто из нас не смотрел, – сказал я ему, потому что мы этого не делали. – Мы просто взяли внешний диск, и мой босс забрал его с собой.

– Они были двумя парнями, с которыми я встречался в школе, – сказал мне Ник. – У них теперь свои жизни и семьи, и это несправедливо, что только потому, что я богат и знаменит и кто-то хочет меня шантажировать, их жизнь должна быть разрушена.

Ник заплатил Уокеру Эвансу за них, а не за себя.

– Все, кому интересно, знают, что я би, – сказал он мне. – Это ни для кого не секрет, но для них... – он запнулся. – Один из них - директор школы, а другой баллотируется в депутаты.

– Ты следил за ними.

– Следил. На случай, если что-то случится, и я не смогу платить Эвансу, я хотел иметь возможность связаться с ними и предупредить их.

– Они тебе многим обязаны.

Он покачал головой.

– Это я виноват. Я поставил их в компрометирующее положение.

– Нет, – поправил я его. – Это сделал Эванс, когда снял тебя на видео с ними. У тебя было предположение о неприкосновенности частной жизни, и оно было нарушено.