Шрифт:
— Нужно воду из котелка в котёл перелить и ещё воды принести…
Это было разумно, и я, восхитившись предусмотрительностью Марины, подхватил котелок и…
Если вы хоть раз лили воду в раскалённое масло, вы меня поймёте. Руки и лицо обдало горячим паром, и я еле удержался, чтобы не зашипеть. Кожа и так болезненно реагировала на тепло, а тут горячий пар…
— Сильно больно? — участливо спросила Марина.
В голосе её было столько сочувствия, что я поневоле расплылся в счастливой улыбке.
— Не, норм! — ответил я и подхватил за ручку плоский туристический котелок.
После слов Марины идти за водой было радостно. Но только первые пять шагов. Потом я вспомнил Григория Ефимовича, Илью… И страх вытеснил все остальные чувства. Хотя, теперь повернуть назад я уже не мог.
Я шагал как на эшафот, одной рукой прижимая к себе миску с начищенной картошкой, а другой покачивая ещё горячий пустой котелок.
Идти до ручья недалеко, но как мне хотелось, чтобы расстояние было больше!
В тот момент, когда я увидел Агафью Ефимовну и Григория Ефимовича, словно бы солнце накрыла тень, все краски померкли и звуки утихли.
Лес оставался всё такой же, древний, а вот Ефимычи оба были юными и как будто светились. Григорий Ефимович лежал в ручье, а Агафья Ефимовна стояла рядом на коленях и словно бы напевала, но я не слышал ни единого звука.
Я офигел и остановился.
«Не для людей это зрелище… — проворчал Чёрный. — Ну да ладно, тебе можно… Ты со мной. Иди!»
И я шагнул. Сначала один раз, потом второй…
В следующий момент я услышал звон ручья, стрекотание кузнечиков, щебетание птиц, пение Агафьи Ефимовны… И пела она не заговор. Она пела песню. Песню про то, как каждое утро встаёт солнце и целый день старательно согревает землю. И земля в благодарность покрывается цветами. И в этом основа мира. Потому что если солнце не будет светить, то цветы не распустятся, а если цветы не распустятся, то зачем солнцу быть ласковым?..
Какой же у неё был красивый голос! От такого голоса хотелось жить!
Я оглянулся и увидел, что послушать Агафью Ефимовну пришли… Блин! Её пришли послушать… Я даже не знаю, кто её пришёл послушать…
«Леший, водяной, болотник, — подсказал Чёрный. — А это мавки. Вон боровой. Шишига с кикиморой, как без них…»
Не успел Чёрный назвать всех, как леший оглянулся и увидел меня. И тут же что-то рявкнул.
Все, кто был у ручья, словно забыли про Агафью Ефимовну, повернулись ко мне и… поклонились.
— Прости, Хозяин, мы не знали, что ты тут, — припав к земле, сказал леший.
Пока я думал, что ответить, Чёрный поднялся во весть свой пока ещё слабенький рост и строго спросил:
«Всё ли в порядке в заповедном лесу?»
Он спросил у меня внутри, но его услышали.
— Всё в порядке, Хозяин! Чернобог балует, но Леля навела порядок, — леший показал на Агафью Ефимовну.
Глава 7
Агафья Ефимовна больше не пела. Она хмуро смотрела на меня.
Я под её взглядом растерялся окончательно и не придумал ничего лучше, как показать ей миску с картошкой и котелок.
— Помыть надо и воды набрать.
Агафья Ефимовна кивнула и протянула руку Григорию Ефимовичу.
Как только он встал, вернулся прежний лес. Никаких леших и водяных больше не было, как будто мне всё это приснилось. А Ефимычи стали как обычно — взрослыми.
И Чёрный тоже как будто потерял интерес к происходящему.
Я разозлился и шагнул к воде. И чуть не наступил на гриб. Крепкий такой боровичок. Рядом рос ещё один, и чуть в стороне парочка.
Я обрадовался и протянул руку сорвать.
«Поблагодари борового, неуч!» — проворчал Чёрный.
— Спасибо большое! — ответил я, неловко поклонившись, и начал собирать грибы. — Отнесу девчонкам, пусть в суп добавят.
Сорванные грибы я сложил в кучку и вдруг понял, что нести-то мне их не в чем. В миске картошка, котелок — для воды, и у меня только две руки.
Я глянул на Агафью Ефимовну, она была занята Григорием Ефимовичем. Достала покрывало из бадьи, выполоскала и мокрым укрыла Григория Ефимовича. Вода с него текла ручьями, но Агафья Ефимовна, не обращая на это внимания, повела Григория Ефимовича к лагерю. Просить её о помощи у меня язык не повернулся.