Киллиан медленно повернулся, и это странное чувство полностью убило весь восторг, который я испытывала несколько минут назад. Я уже не верила и не помнила, что была недавно так счастлива. Не тогда, когда Киллиан смотрел на меня с холодным и безразличным лицом, отчего я заметно вздрогнула.

— Килл, — прошептала я, сжимая его плечо.

Его взгляд скользнул туда, где я прикасалась к нему. Очень медленно и целенаправленно он накрыл мою руку ладонью. На один счастливый миг мне показалось, что прикосновение перейдет в ласку, его лицо прояснится, и мальчик, которого я любила, вернется. Этот странный момент станет мимолетным воспоминанием. Сейчас я желала только этого.

Но он сжал мою руку, снял ее с плеча и отпустил, ясно показывая свои намерения.

Я позволила руке онемело повиснуть сбоку. От того места, где он меня коснулся, исходило ощущение покалывания. Оно пробежало по руке. Я боялась, что оно поселится в моем сердце, если в ближайшее время чего-то не произойдет.

— Килл, — повторила я голосом едва громче хрипа, и на глаза навернулись слезы.

Его холодный взгляд на мгновение остановился на мне.

— Все кончено, — произнес он наконец.

Никогда не думала, что два слова могут иметь такую силу. Только прошлой ночью он сказал мне два слова, которые обладали силой поднять мне настроение, заставить чувствовать себя в безопасности, тепле, защищенности, экстазе. Я и понятия не имела, что другие два слова смогут полностью уничтожить меня. Оставить растерзанной в клочья.

— О-о чём ты говоришь? — заикаясь спросила я.

Киллиан взглянул на океан, затем снова на меня.

— Слушай, это… мы? Это бы не продлилось долго. Будь реалисткой. Мы не созданы друг для друга. Ты мне не подходишь, Лекси, — сказал он механическим, лишенным эмоций голосом.

Я удивилась, что все еще стою и не кричу, настолько велика была боль. Быстро и отчаянно я замотала головой, так что мои кудри захлестали мне по лицу.

— Ты меня так не называешь. Для тебя я не Лекси. Для всех остальных, возможно. Но я твоя. Только твоя, — умоляюще лепетала я.

В его глазах сверкнула сталь, и я едва могла поверить словам, которые в следующий миг сорвались с его губ.

— Да, Лекси. Ты была моей. Прошлой ночью ты вся была моей. Я получил то, что хотел, единственное, что хотел. Теперь все кончено, — заявил он.

Я почти ожидала, что он отмахнется от меня, будто отбрасывая в сторону, как какой-то... предмет. Мусор. Не то сокровище, которым он меня считал и ошибочно заставил поверить.

Слёзы теперь свободно текли по моим щекам. Поднялся ветер, и соленые океанские брызги залили мне лицо. В ужасе я не осознавала, где кончались мои слезы, и начинался океан. Боль была настолько глубока, что мне казалось, моим горем можно заполнить океанские впадины.

— Ты это не серьезно. Ты врешь. Не знаю, почему. Но ты должен прекратить это. Прекрати немедленно, — истерично потребовала я. — Прекрати, — взмолилась я.

— Детка, я же говорил тебе, что клуб значит для меня. Мне нужно быть свободным. Мне не нужны оковы, — продолжил он в пустоту, не обращая внимания на то, что я истекаю кровью прямо перед его ледяными глазами.

Я быстро заморгала, сдерживая слезы. Я для него оковы. Вот кем он меня считал.

— Никто не свободен, даже птицы прикованы к небу, — прошептала я прерывающимся голосом, страстно желая достучаться до него, не опускаясь до того, чтобы использовать Боба Дилана, нашего Боба Дилана, чтобы встряхнуть его, пробудить от этого кошмара.

Киллиан и бровью не повел. Не сказал ни слова, просто посмотрел на меня пустыми глазами.

Эти пустые глаза будут мне сниться каждую ночь следующие пять лет.

Я не могла этого вынести. Не могла вынести того, что человек, владевший моим сердцем, всей моей душой, смотрел на меня так, будто я была никем. Пустым местом. Поэтому я развернулась и побежала по причалу, будто от этого зависела моя жизнь. Словно могла каким-то образом сбежать от боли в разбитом сердце.

Глупая я, мне следовало знать, что от этого невозможно убежать. Это будет преследовать меня повсюду. Станет частью меня.

Киллиан

Он смотрел, как она мчится от него прочь, и был удивлен, что не упал на колени. Он хотел. Настолько сильна была его агония, его ненависть к себе. Ему хотелось утопиться в океане.

Он причинил ей боль. Он увидел это в тот момент, когда произнес эти омерзительные слова. Он смотрел, как уничтожает свою единственную любовь на этой земле. Единственного человека на всей планете, за защиту которого он с радостью отдал бы свою жизнь.