Веснушка?

Я сглотнула.

— Итак, «Война и мир»… для урока литературы? — вернулся он к первоначальной теме, кивнув мне на колени.

Я взглянула на совершенно забытую книгу, что еще пять минут назад представлялось бы совершенно невозможным. О книгах я не забывала так же, как о кислороде. Они были необходимы для моего выживания. Они и музыка.

— Нет, — сказала я, наконец, — просто… читаю для себя.

Не желая выглядеть законченным ботаном, я не стала добавлять, что читаю ее уже во второй раз. Я никогда не стыдилась своей чрезмерной любви к письменному слову, но не думала, что этот красавчик оценит степень моей зависимости. Мало кто мог ее оценить. Книги являлись частью моей жизни, частью меня; я не знала, какие части были настоящими, а какие созданы страницами книг.

Он кивнул, что выглядело как одобрение, и глубоко затянулся. Но специально отвернулся, чтобы выдохнуть дым в сторону от меня.

— Эту я читал в девятом классе. Сейчас ушел с головой в «Анну Каренину», — тут же шокировал он меня. Его глаза метнулись обратно к моему взгляду. — Ты ее читала?

Я уставилась на него, затем медленно кивнула, ничего не говорила, просто кивала, как идиотка.

Он снова ухмыльнулся, показав ровный ряд белых зубов. Я, как завороженная, уставилась на его рот, праздно гадая: какие на вкус его губы.

— Как тебя зовут, Веснушка? — спросил он, его взгляд стал томным.

— Лекси.

Мои мысли все еще были о его поцелуе. Я погрузилась в них, возможно, потому, что никогда не делала этого с мальчиком, которого только что встретила. Забудьте, я никогда не делала этого ни с одним настоящим мальчиком. Только в фантазиях с участием давно умерших музыкантов и героев боевиков.

— Лекси, — повторил он.

Я пришла к выводу, что никогда еще мое имя не звучало более потрясающе, чем когда горячий парень передо мной произнес его своим хриплым голосом.

— Киллиан, — представился он.

— Еще бы, — выпалила я, даже не задумываясь.

Он приподнял бровь.

— Еще бы?

Блин.

— Эм, ну, конечно, такого парня, как ты, звали бы Киллиан. Я бы не удивилась, если бы тебя звали Хитклиф. Без фамилии, — пролепетала я, как идиотка. — Ты шотландец? — предположила я, и мой разум неохотно представил, как он верхом на коне, одетый в офигенный килт, уносит меня в свой замок.

Мне пришлось по-настоящему тряхнуть головой, чтобы вернуться в реальность и вырваться из страны грёз. В ней я прожила половину своей жизни. Большую часть времени это приносило пользу, но сейчас мне не хотелось убегать из реального мира.

При моем движении головой глаза Киллиана слегка округлились, но ухмылка осталась.

— Ирландец, — поправил он. — Любопытно, что ты думаешь о таком парне, как я. Скажу сразу, я совсем не похож на этого засранца Хитклифа, только не в отношении хорошеньких блондинок, — пообещал он.

Между нами что-то произошло. В наступившей тишине возникло нечто почти осязаемое. Его льдисто-голубые глаза не отрывались от моих, а я не могла отвести от него взгляд. Походило на очередное погружение в мои фантазии, но на этот раз не в одиночку. Это не я решила сбежать от мира и отправиться в другой, предложенный книгами или музыкой. Дело было в нем. Эти льдисто-голубые глаза манили меня, заставляя отгородиться от всего. В их глубинах таилось обещание, которого я не понимала, но хотела исследовать.

— Эй, малой, разве ты не должен полировать покрышки или подметать гараж? — прервал момент глубокий голос, и я быстро заморгала, когда Киллиан лениво оторвал свой взгляд от моих глаз.

Он посмотрел на кого-то поверх машины и показал недокуренную сигарету.

— Перекур, — небрежно ответил он, будто того, что произошло между нами, на самом деле не было, будто мне это привиделось.

Я уставилась на него, когда он бросил на меня последний взгляд, за который я уцепилась, потому что этот взгляд обещал, что я не сплю и не страдаю приступом галлюцинаций. Он обещал нашу общую с ним тайну. Невозможную связь, которая имела бы смысл только в книгах, потому что между людьми не возникало подобной связи за пять минут разговора, не в реальной жизни.

Я подпрыгнула, когда дверца со стороны водителя открылась, и в машину села мама, ее голубые глаза смотрели на меня с обвинением.

Я сглотнула, пытаясь взять дыхание под контроль.

— Что? — невинно спросила я.

Надеялась, мой голос даст понять, что мне нечего скрывать. Это не сработало, поскольку я никогда ничего не скрывала от мамы. Она была моим лучшим другом. Я рассказывала ей все. До этого момента. Что-то, чего я не совсем понимала, предостерегало меня держать это при себе и не рассказывать женщине, которую я полностью обожала и уважала, оставить это между мной и Киллианом, незнакомцем, о котором я ничего не знала.

Мама недоверчиво подняла бровь, будто мой лоб был прозрачным, и она могла видеть каждую содержащуюся там мысль.

— Не строй из себя дурочку. Малоизвестная русская литература на твоих коленях делает игру недостоверной.

Я села прямее. Следовало стараться сильнее, если я хотела скрыть от нее правду о своих чувствах. Лучший способ сделать это — отвлечь и положиться на крайнюю ненависть мамы к чтению всего, что не касалось знаменитостей.

— Льва Толстого едва ли можно назвать малоизвестным. Он считается одним из лучших писателей всех времен, — сообщила я ей.