Шрифт:
— Он не поступит так, — выпалил черт в клетке. — Только глупец…
— Не спеши с выводами, — вмешался я. — Мне осталось жить меньше года. А в конце года придет Ничтожный. Если не найду годы жизни, мне конец в любом исходе.
В голове зрела задумка. Мара очень вовремя появилась, а ее слова — намеренно или нет — напугали черта. И меня заодно. Мне требовалась сила. Любой, даже слабый источник подойдет. Раз я уже связался с чертями, использую их. Пройду по дорожке, которую выложила передо мной эта женщина. Всего чуть-чуть. Пару шажков.
— Но я разрешу тебе… — начал я и осекся. Чертовы обещания! — … За разрешение оставаться в квартире полагается плата.
В памяти ожили слова Мечтателя о первом способе выжить на обратной стороне:
«Заключай выгодные сделки, обманывай, угрожай, зарабатывай себе имя среди Скрытых».
Угрозы были для меня крайней мерой. Границей, за которой заканчивалась совесть. Но я чуть не распрощался со свободой. Вплотную подошел к незавидному концу. Все из-за упертости. Ведь я хороший парень. По крайней мере, вел себя так два года кряду. И я ошибался. Будь я решительней. Будь я подлым и мерзким, как эта женщина… Воспользовался бы Амбрагарудой или запер бы в похожей клетке мару. Если бы я изначально смотрел на Скрытых как на инструменты, возможно, не попал бы в ловушку в пятиэтажке.
С меня довольно. К черту совесть, к черту манеры, к черту доброту.
— Скаредъ! Ты нас погубишь! Скажи ему, он же не в своем уме!
Кукла закрутила педали, и велосипед тронулся с протяжным скрипом. Она объехала меня за спиной, остановилась перед столом. Мара не проронила ни слова. Лишь дергано повернула на меня бледную голову. Во взгляде стеклянных глаз читалось немое послание: «продолжай».
— Я должен пятьдесят пять лет. И недавно выяснилось, что я умираю, — сказал я. — Мой конец в любом случае будет мучительным. И я могу забрать за собой столько Скрытых и мистиков сколько захочу.
Пустые угрозы с приправой из горькой лжи. Как учила эта женщина. Перед плетением паутины вранья узнайте, что известно жертве. Найдите все источники знаний и отрежьте их или подкупите, или запугайте, или исказите. Когда жертва останется одна, начните с правды, которую знает жертва. Медленно добавляйте ложь, пока границы не сотрутся окончательно.
Она не говорила это напрямую, но урок считывался с ее поступков и советов. После восьмого дня рождения Кати эта женщина рассказала ей, как обольщать мальчиков: все — от яркого стиля одежды и до открытых заигрываний.
«Мужчины любят, когда хвалят их ум и смекалку, — объясняла она. — Начни с малого. С мимолетной лести. Будь осторожна. Иногда лесть попадает в ущербность и вскрывает старые раны».
— Эй, малец, — спокойно произнес черт.
Из его голоса выветрились чувства. У меня пересохло во рту, а кожи коснулся жар. Казалось, стены квартиры рухнули, как карточный домик, и за ними раскинулась бескрайняя пустыня. Ни травинки. Лишь песчаные дюны и барханы. Здесь, под палящим солнцем, меня ждала только смерть. Долгая и неминуемая.
— Я уже встречал таких прохвостов. Я капал на мозги солдатам, пока ты еще не родился. Я портил пайки, раскидывал по земле гильзы и прятал лопаты. А когда достойные из достойных сходили с ума, перебегал к противникам и делал то же самое с ними. Моя Пляска растягивала войны. Мы превращали людей в животных. Питались их ранами как телесными, так и душевными. Тебе не обмануть меня. Ведь там, в моем царстве, я видел твое истинное лицо. Пугливого ребенка.
— Ты… — запнулся я. Голос истончился и замер в шаге от визга. — Ты не прав.
— О, я знаю, о чем молвлю. Прекрасно знаю, — усмехнулся он. — Ты запер меня в клетке, очертил мелом и угрожаешь самоубийством. Ты в тупике. И загнал тебя в него я. Я содрал со старой раны кожу и показал насколько ты жалок. И теперь твой скудный разумишко волнуют мысли о силе. Они чешут, чешут, чешут и чешут его изнутри. Чешут до крови. Я чувствую запах ран. Две оставили черти. Одну моя рабыня. Те, что на груди, дохлый бог зеркал. Те, на лице, думаю, ткачиха кошмаров. Я слышу их песни! Раны поют мне серенады, молят, чтобы разодрал их.
Черт! Меня не только раскусили, но и осадили. Какого черта Скрытые такие умные? Мало того что он разбил меня в пух и прах, он оставил в пламенной речи ловушку. Про две раны, которые нанесли черти. И не прогадал. Мысли то и дело возвращались к ним. Так и тянуло спросить: о каких ранах идет речь?
Как эта женщина договорилась с Амбрагарудой и тем, вторым, кто носит книги? Как вынудила их подчиняться себе?
Ладонь сама прикрыла рот, а взгляд вонзился в пустоту между мной и клеткой. Мне нужна сила, опора, хотя бы рыхлая земля под ногами. Морок не подходил. Видения запросто разбивались вдребезги неверием и сомнениями. Отражения из Зазеркалья держались дольше — в них труднее заметить подвох. Но все же. И то, и то обман. Фальшь, а не настоящая сила.