Сердце ушло в пятки в ту же секунду. В голове завертелись, закружились вопросы: почему, зачем, какого черта? Но через миг их оглушил наиважнейший — как? Как он выбрался из клетки? Как он пролетел через белую границу вокруг клетки? Как он, черт возьми, умер?

Я кинул пакет с покупками на шкафчик для обуви и сорвался с места. Забежал в уличных кроссовках на кухню.

Там под обеденным столом меня ждал еще один. Точь-в-точь, но с другими ранами: крылья и голову отсекли от туловища и разложили рядом. Если первого словно раздавила машина, то второго убили намеренно и вдоволь поиздевались после смерти. Ни стыда, ни совести. На стуле нашелся третий мертвец. Живодер усадил его, как куклу во время детского чаепития, разрезал брюхо и забил его солью. Сам обеденный стол преобразился. Черную древесину покрывали светлые следы. Казалось, игрушечные человечки устроили на столе гонку на игрушечных машинках, а резиновые шины заменили на металлические с шипами. Иначе и не объяснишь длинные волнистые линии. Не водил же кто-то по столу ножом? На такое не хватит никакого терпения.

Клетка нашлась на дальнем краю стола. Ее накрывала черная ткань. Белая граница из мела обводила клетку — я начертил ее на всякий случай, чтобы черт не сменил облик и не сломал «темницу». Рядом лежали кучки розовых органов. Должно быть, голубиных. В воздухе витал запах гнили и смерти. Он был слабым. Так пахло мясо, которое только-только начинало портиться.

Внутри клетки что-то глухо щелкало и трещало, будто шестеренка билась о металлические прутья, будто разваливалась от трения.

Я подошел ближе на цыпочках.

Как зритель в преддверии развязки, окружающий мир онемел: ни визга шин с улицы, ни разговоров соседей за стеной, ни скрипа мебели. Лишь удары моего сердца и прерывистое дыхание.

Взглядом ощупал границу круга. Она цела. Клетка заперта, а черная ткань не тронута. Или я сошел с ума, или…

Я цокнул и сжал пальцы на правой руке в кулак. Замахнулся для удара по столу, но одернул себя. Когда-нибудь она доведет меня до ручки.

Произошедшее напомнило о словах Мечтателя. Про три способа выжить новичку на обратной стороне и про выводы, к которым я пришел после его рассказа о происхождении Скрытых. Или перехитрить их, или склонить голову. Третьего не дано. Я без раздумий выбрал первое. Но Мечтатель посеял зерно сомнения. Как обмануть того, кто старше меня на сотни лет? Как угрожать тому, кто веками пугал моих предков? Мне казалось, что я победил мару. Загнал ее в угол, воспользовался слабостью и вынудил принять поражение на моих условиях. Но нет. Вернее, не совсем. Она превратила разгромное поражение в ничью и шаг за шагом оборачивала его в уверенную победу. Свою победу. Когда-нибудь моя воля ослабнет от ежедневных кошмаров. Когда-нибудь мара подчинит меня. Ведь она — Скрытый с сотнями лет за плечами. А я — мистик-новичок, бывший «оккультный бомж.

Я набрал полные легкие воздуха и медленно произнес:

— На окнах сетка. Голуби бы не залетели в квартиру.

Трупики птиц нахохлились, вздулись, как шарики от напора воды, и лопнули облаками серой пыли.

Взгляд запрыгнул на стол, на следы от ножа.

— Квартира была закрыта. Домушники бы перевернули все вверх дном, но остальная мебель цела.

Порезы, казалось, услышали меня. Светлые следы задрожали, зашипели, словно змеи, и поползли сначала к краям, а затем по ножкам вниз. Стоило им коснуться белой плитки на полу, они истончились и пропали.

К миру вернулся голос. С улицы за окном донеслись звуки проезжающей машины и вой ветра. Кроткие, но все же.

Я посмотрел на клетку, открыл рот, чтобы развеять последнее видение мары. Но, похоже, оно исчезло само. Треск шестеренки сменился отборным матом вперемешку с курлыканьем. Черт застал меня врасплох. Он выкрикивал слова, которых не знал даже я. И это говорило о многом. Уверен, сожители по приюту спутали бы его маты с «заморскими» словами или со старорусскими песнями.

— Шаврикъ недоделанный! Слышь меня! Ответь быстро! — не затихал он ни на секунду.

— Здесь я. Хватит кричать. Соседи же услышат.

— Ой, — пискнул черт тоненьким голоском. И завопил со всей силы: — Твоя беда, фофанъ! Гоните его! Он режет девок! Насилуют! Помогите!

— Мне нужны человеческие годы, — выпалил я в надежде утихомирить его.

— С радостью! Гони свободу и свою голову. Мое предложение в силе до конца года. С превеликим удовольствием выдам все за твою свободу, бездарь говноротый.

— Мне нужны два года, а не пятьдесят пять.

— Неа, по частям не отдам. Я ж не дурак, как ты.

Я помассировал правый висок. Голос черта звучал как сигналка машины: громко и раздражающе. Впервые встречаю кого-то с настолько противным голосом. Я-то думал, что хуже прокуренного хрипа не найти.

— Верни… — начал он, но я перебил его.

— Ты теряешь карму, — прошипел сквозь зубы. — Минута за минутой. Мне даже интересно, что случится, когда ты залезешь в долги.

Черт стих. От его молчания по коже пробежали мурашки. Молчание болтливого дурака не к добру.

— Не доводи до такого, — прошептала из-за спины мара.

Я подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся.

Она находилась в проходе. Кукла в черном костюме сидела на детском трехколесном велосипеде. Лицо было бледным, глаза красными, на пухлых щеках завивались красные спирали, волосы черные и растрепанные. На шее красовался алый бантик. Мара выглядела знакомо. Вроде я видел эту куклу в каком-то фильме, но не припоминал в каком.

— Не доводи до такого, — повторила она, и нижняя челюсть куклы запрыгала вверх вниз. — Когда он достигнет края, придет Ничтожный. Когда придет Ничтожный, я пересеку белую границу.