Спохватившись, Владимир прочитал Наденькину записку, из которой уяснил, что пропущено время, когда Толику надо было дать лекарство. Пирошников захлопотал, сбегал на кухню за водой, а потом проявил выдержку и красноречие, уговаривая мальчика проглотить таблетку. Покончив с этим делом, он с воодушевлением принялся разогревать обед, действуя точно по инструкции, для чего перенес с подоконника на газовую плиту кастрюли, в одной из которых оказался бульон, а в другой каша, и, стоя у плиты, начал сосредоточенно и даже несколько важно помешивать ложкой вышеназванную кашу, дабы она не пригорела. Он нацепил Наденькин фартук и выглядел как образцовый и заботливый родитель. Появившаяся на месте действия Лариса Павловна тонко и понимающе улыбнулась, из чего следовало, что она вроде бы одобряет его действия. Наш молодой человек твердо решил играть роль до конца, сохраняя полное достоинство. Тут же вспомнил он о совете Наденьки и, пользуясь случаем, заговорил с соседкой.

— Лариса Павловна,— произнес он, стараясь придать голосу обаяние, но без подобострастия,— я хотел извиниться за вторжение на вашу территорию, так сказать. Дело в том...

— Ах, пустяки! — вскинув брови, прервала его Лариса Павловна, смотря на Пирошникова каким-то заинтересованным взглядом.— Эта комната не моя, так что можете пока пользоваться...

— Спасибо,— наклонил голову Пирошников и летучими шагами официанта поспешил в комнату, неся подогретые блюда.

Он обнаружил Толика стоящим босиком на полу у своего чемоданчика, который был раскрыт. Мальчик, наклонившись, рылся в нем, перебирая рубашки, штанишки и прочую одежду, пока наконец не извлек из-под низу какую-то фотографию.

— Марш на диван! — крикнул Пирошников.— Придумал тоже, босиком!

Толик юркнул под одеяло, прижимая фотографию к животу, а затем, торжествующе глядя на Пирошникова, спросил:

— Хочешь, покажу их? Хочешь?

— Кого? — не понял Пирошников.

— Папу и маму.

— Покажи.

Толик вытянул из-под одеяла фотографию и протянул ему. На фотографии были изображены известные актеры Баталов и Семина в кадре из какого-то кинофильма. Они сидели на скамейке летом и смотрели друг на друга влюбленными и светлыми взглядами.

— Меня здесь нету,— объяснил Толик.— Я был еще сломанный.

— Как это — сломанный?

— Меня еще не было живого, я был сломан. А они меня починили и уехали.

— Да...— протянул Пирошников, не зная, что и сказать.

Толик отобрал артистов и засунул их под подушку. Некоторое время он сидел, как бы что-то вспоминая, сосредоточенный, а потом вздохнул и повторил, что папа и мама должны скоро непременно приехать.

Пирошников тоже вздохнул и попытался отвлечь Толика обедом. Он расстелил на одеяле полотенце, положил сверху медицинский справочник, а уже на него, как на стол, поставил тарелку бульона. Пришлось еще пару раз сбегать на кухню за ложкой, а потом за солью. Там по-прежнему что-то готовила на своем столике Лариса Павловна да прибавилась еще неизвестно откуда бабка Нюра, которая ей помогала.

Обе они провожали Пирошникова взглядами: Лариса Павловна несколько снисходительным, а старушка — сочувствующим, однако молодой человек, поглощенный новыми обязанностями, не слишком их замечал.

Возвратившись второй раз из кухни с солонкой в руках, Пирошников вдруг остро почувствовал запах домашнего бульона,— Толик в этот миг, тщательно дуя на ложку, начал его есть; в этом запахе было что-то давно и, казалось, навсегда забытое из детства нашего героя. И он внезапно вспомнил, будто увидев себя со стороны: ему шесть лет, он мечтает о школе и учится читать. У него ангина. Он сидит в кроватке, горло у него обмотано маминым пуховым платком, он читает по складам книжку «Знаменитый утенок Тим», и тут в комнату входит мама с тарелкой, от которой поднимается легкий парок; запах бульона щекочет ему нос, он сглатывает слюну — с трудом, с болью опухших гланд,— а мама уже наклоняется над ним и несет, как в замедленной съемке, полную ложку к его рту, и что-то шепчет, шепчет... Пирошников вдруг увидел лицо матери до мельчайшей черточки —а ведь ему стало казаться, что он не помнит его совсем,— и, посмотрев внимательно на Толика, он подумал, что мальчик и вправду ему как брат — брат по сиротству.

Но едва он посолил и размешал бульон, как за его спиною неслышно возникла бабка Нюра с умильным обращением:

— Дайте уж мне, батюшка, с ребеночком заняться. Мне сподручней... А вас Лариса Павловна изволит просить на кухню. Уж не откажите...

Пирошников, естественно, насторожился, но у него имелись кое-какие планы относительно Ларисы Павловны, а именно — хотел он через нее выведать судьбу Георгия Романовича, который, как выяснилось ночью, был с соседкою в весьма близких отношениях. Эта тайна, которой владел Пирошников, должна была дать ему некоторое преимущество в предстоящем разговоре, что он мгновенно оценил. Поэтому он поблагодарил бабку за предложение услуг и уговорил сразу набычившегося Толика на подобную замену.

Он осмотрел себя беглым взглядом, поправил волосы и снял фартук. Рукава рубашки он закатал, обнажив до локтя молодые руки тонкого аристократического строения, и, придав своему лицу выражение, которое счел приличествующим случаю, то есть учтиво-выжидающее, покинул комнату, причем не забыл захватить и сигареты, поскольку они совершенно необходимы при беседах с женщинами.

Глава 13. КОМНАТА ЛАРИСЫ ПАВЛОВНЫ

Пирошников вошел в кухню, ощутив, как внутри него звонко натянулись какие-то пружинки, точно у канатоходца, делающего первый шаг над бездной. Лариса Павловна, облаченная уже в брюки и джемпер, обтягивавший ее без единой морщинки, высматривала что-то в своем холодильнике. Заметив Пирошникова, она выпрямилась и непроизвольным, но элегантным движением положила руку на белую дверцу, чем сразу же напомнила молодому человеку рекламную фотографию из журнала.

— Мы ведь еще официально не знакомы,— сказала она, снимая руку с дверцы и протягивая ее Пирошникову.— Лариса...

— Владимир,— представился он с легким и изящным поклоном.

Он мягко пожал соседке руку, причем в голове его скакнула мысль о том, что, может быть, эту руку следовало бы и поцеловать, чтобы все было честь по чести.

— Я догадываюсь об этой кошмарной истории, можете не рассказывать. Несчастный Георгий Романович в свое время ужасно страдал... Георгий Романович — муж Нади, вы этого, вероятно, не знаете? — произнесла соседка участливым голосом.