— И в самом деле? — сказала Антонина Васильевна.

— Культуры,— предложил Прямых.

— А кстати, что показали ваши расчеты по культуре 17-КС?—спросила Рязанцева.

— Иммунологическая активность некоторых штаммов...

— Вы нам скажите, чтобы мы с молодым человеком поняли. Свинки должны дохнуть или нет?

— Вероятность летального исхода ничтожна,— сказал Прямых.— Машина дала две десятых процента.

— А вот они дохнут! — торжествующе сказала Рязанцева.— Дохнут, и все тут! И наплевать им на вероятность.

— Не должны,— пожал плечами Прямых.

— Пойдите и объясните это свинкам. Покажите им ваши перфокарты,— иронически предложила Антонина Васильевна.

Прямых опустил глаза, бормоча что-то по-латыни.

— Впрочем, мы отвлеклись,— сказала Рязанцева.— Так что же мы можем вам показать?

— Не мне, а телезрителям,— уточнил я.

— Вы думаете, что кто-нибудь будет это смотреть? — сказала Антонина Васильевна.

Павел Ильич сдвинул брови, размышляя, и предложил показать африканские кадры. Как выяснилось, Рязанцева сняла в Африке любительский учебный фильм. Там показывалась массовая вакцинация.

— Так это же здорово! — обрадовался я.

— Вы думаете? — холодно сказала Рязанцева.— Ничего особенного. Оспа, холера, легочная чума...

Ушел я от Рязанцевой страшно недовольный собой. В самом деле, какие-то славные люди тихо делают свое дело. Честно делают. А потом прихожу я и начинаю бить в барабан. Они вдруг оказываются Прометеями, а я их певцом.

Я позвонил Морошкиной и сказал, что не буду делать эту передачу. И вообще, не буду больше писать о Прометеях. Не могу и не хочу. Людмила Сергеевна, как всегда, перепугалась, еще не поняв толком моих доводов. На следующий день было назначено совещание у главного. Нужно было спасать Прометеев. Ночь я провел очень плохо. Перед глазами маячили какие-то волосатые микробы величиной с собаку. Не давали покоя мысли о полной бессмысленности моей деятельности для человечества. Я вдруг полюбил человечество и чувствовал себя обязанным сделать для него что-нибудь доброе.

Самым добрым было отказаться от профанации науки.

С такой мыслью я и отправился на студию. В кабинете главного меня ждали. Севро, Морошкина и Тиша встретили меня согласованным ледяным молчанием. Чувствовалось явное презрение к дезертиру от журналистики.

— Петр Николаевич, я надеюсь, что вы пошутили? — спросил Севро.

— Нет,— сказал я тихо, но твердо.

— У нас с вами подписанный договор. Это официальный документ,— продолжал пугать меня Севро.

— Я заплачу неустойку,— сказал я.

— Вы сделаете сценарий,— гипнотически проговорил главный.

— Петр Николаевич переутомился,— нежно сказала Морошкина.

Тиша открыл глаза и сказал, что он тоже переутомился с этими Прометеями.

— Отпустите меня,— попросил я жалобно.— Когда я мог, я делал. А теперь не могу. Морально и физически.

Внезапно на столе главного зазвонил телефон. Севро поднял трубку и слушал десять секунд. Выражение лица его при этом менялось с безразличного на гневное.

— Прямых — это кто? — спросил он, зажав мембрану ладонью.

— Это заместитель Рязанцевой,— сказал я.

— Немедленно приезжайте,— сказал Севро в трубку. Потом он ее положил и уставился на меня со злостью.

— Этого только не хватало,— сказал Валентин Эдуардович.

Он ничего объяснять не стал, а спросить мы не решались. Севро задумался, совершенно окаменев. Так мы просидели минут двадцать, пока не пришел Прямых. Он ворвался в кабинет и горестно воскликнул:

— Что же теперь делать, товарищи?

— Объясните сначала товарищам,— сказал Валентин Эдуардович,— Они еще ничего не знают.

И Прямых объяснил. Произошло ужасное несчастье. Антонина Васильевна испытывала новый вид вакцины. Естественно, в лучших традициях микробиологии, она испытывала его на себе. У вакцины оказался какой-то побочный эффект. В результате Рязанцева попала в больницу. Ее положение было тяжелым. В рассказе Павла Ильича сквозило почтительное осуждение поступка Рязанцевой.

— Что вы предлагаете? — спросил Севро у Морошкиной, когда заместитель кончил.

— Снять передачу,— сказала Люся.

— Проще сиять вас, чем передачу,— сказал Севро.

— Вот что я подумал, товарищи,— вкрадчиво вступил Прямых.— Поступок Антонины Васильевны, без сомнения, является примером беззаветного служения науке. Может быть, вы построите передачу на этом факте? ,

И Прямых начал у меня на глазах продавать поступок своей руководительницы. Большое воспитательное значение... Пример для молодежи... Подвиг ученого...

Самое главное, что он все говорил правильно. Это меня и завело. Важно не что говорят, а кто говорит. И зачем.

— Я, как ученик Антонины Васильевны, могу сам рассказать о ней,— скромно предложил Прямых.