– Увы, мадам Ричардсон, мне вас порадовать нечем, – заговорила мадам Беатрис, с сочувствием на меня посмотрев, – мадам Агнес с дочерьми отбыли в Бребург на месяц, а семья Калвер неделю назад наняли гувернера.

– Ясно, спасибо, – проронила, поднимаясь со стула, и ни на что уже не рассчитывая, положила на стол клочок бумаги с адресом трактира, – возможно, у вас появится подходящая для меня вакансия, я временно остановилась по этому адресу.

– Конечно, мадам Ричардсон, – коротко ответила женщина, но ее взгляд был куда красноречивей, подтверждая мое предположение, что здесь я работу не найду.

– Спасибо, – ещё раз поблагодарила и, не прощаясь, вышла из кабинета. Я быстро пересекла холл, где в ожидании своей очереди томились другие соискатели, выбралась на улицу и глубоко вдохнула свежий воздух. После душного помещения он казался особенно чистым и прохладным, и я почувствовала, как очередной приступ тошноты и головокружения меня наконец покидает. Последствия удара по голове все еще продолжали меня терзать, а синяки и ссадины не спешили проходить, хоть я их старательно обрабатывала подаренной Маршей мазью…

– Мадемуазель, если вы ищете работу, то у мадам Кимберли есть для вас местечко, – вдруг окликнул меня тихий голос, а вскоре из-за угла выглянула вихрастая голова мальчишки лет десяти.

– Вот как, – не смогла сдержать улыбку, уж больно таинственный вид был у парнишки, – и что за местечко?

– Вы это, сюда идит…

– Ах ты, гадёныш, опять заявился! – неожиданно громко рыкнули у меня за спиной, невольно заставив испуганно вздрогнуть. Мальчишка тотчас исчез, а обладатель грозного окрика, мужчина с суровым взором, недовольно проворчал:

– Шли бы вы, мадемуазель, отсюда, и поосторожней будьте: такие, как Барни, вас в темные переулки заманивают, а вы потом на констеблей жалуетесь, что грабителей найти не можем и ваши монеты не возвращаем.

– Да… спасибо, – растерянно произнесла я и, неосознанно прижав руку к животу, где в тайном кармане хранились два кольца с крохотными камушками бирюзового цвета, документы и последний фарл, поспешила уйти подальше от опасного места.

До самого вечера я без устали бродила по шумным, залитым осенним солнцем улицам в поисках работы. Заходила в каждый магазин, лавку, мастерскую, стучалась в двери и спрашивала о вакансиях, но неизменно получала отказы, сопровождаемые равнодушными или откровенно пренебрежительными взглядами.

Лишь в одном месте – в маленькой швейной мастерской, где пахло краской и влажной тканью, – мне тихо и неловко намекнули, что мое появление, возможно, отпугнет клиентов. Синяк на подбородке и разбитая губа, воспаленные и еще болезненные, было первым, что бросалось в глаза, и это явно смущало работодателей. Усталое отчаяние охватывало меня с каждой новой неудачей, но я все равно упрямо продолжала искать, убеждая себя, что где-нибудь меня точно примут…

– Тут шкаф с посудой, раковина… Фрэнки – наш повар, лучший в Элшиморе, – проговорила мадам Дороти, знакомя меня с работниками и помещением трактира, – грязные тарелки девочки на этот стол ставят, вода в чане, кастрюли тут, а сковороды на стену вешай и не забывай песком их чистить… поняла?

– Да, – кивнула, еще раз оглядев душное, пропахшее едой, дымом и прогорклым маслом просторное помещение кухни, но в то же время тесное от множества людей, столов и посуды. Грубо отполированные деревянные полки вдоль стен были забиты разнокалиберной посудой: глиняные горшки, металлические миски, кастрюли и медные кружки. На крючках висели сковородки, половники и другие инструменты, некоторые из них уже покрылись копотью от многократного использования. Рядом с дверью стояла большая бочка с водой, над которой висело полотенце для рук, промокшее от постоянного использования.

Фрэнки и его помощники, будто не замечая нашего присутствия, были погружены каждый в своё дело. Кто-то рубил мясо, кто-то месил тесто, а кто-то следил за тем, чтобы еда не подгорела. Звук резких ударов ножа о доску, шипение масла на сковороде и приглушённые разговоры создавали гармоничный хаос…

– Комнату Лотта тебе позже покажет, как в трактир вернется, – продолжила хозяйка и, окинув меня внимательным взором, добавила, – иди, что ль, фартук надень, платья похуже не нашлось?

– Оно у меня единственное, – буркнула я, хмуро оглядев загроможденный посудой стол, и обошла второй огромный, что стоял в центре помещения и был весь завален продуктами, ножами, мисками и разными кухонными принадлежностями. Взяла брошенный кем-то на табурет фартук и, быстро его надев, приступила к работе, желая поскорей закончить с этим грязным делом и наконец прилечь, чувствуя неимоверную усталость от безостановочной ходьбы по городу.

– Славно, – довольно протянула мадам Дороти, отметив мое рвение, и что-то тихо сказав повару, покинула кухню.

Я же, подойдя к старой, проржавевшей от времени раковине, вылила в нее ведро горячей воды и, смочив тряпку в мыльном растворе, взялась за первую тарелку. Двигаясь механически, не думая о быстрорастущей на соседнем столе горе грязной посуды, я натирала тарелки, кружки и миски. Кое-где на посуде оставались намертво присохшие тёмные пятна от мяса и соусов, и мне приходилось использовать жесткую щетку, которая больно колола пальцы. Когда вода становилась холодной и липкой, я выливала ее в помойное ведро и выносила на задний двор к выгребной яме…