Лембит посмотрел на Вячку — тот насупился, но головой кивнул в ответ, сам прекрасно осознавал, каково у них положение. Сжечь Ригу можно, выместить давние обиды, наконец, местью потешится, вот только проблем от такого шага будет куда больше, чем приобретений. И выгоды вообще никакой не будет, потому что новые проблемы наслоятся, куда более трудные, и трудноразрешимые. А решение принимать надо немедленно, пользуясь животным страхом запершихся горожан — Рига с моря блокирована, в устье Двины эзельские ладьи стоят, крепостной обвод со всех сторон язычниками перекрыт, которые «меченосцев» истребили. И не одних — в том, что в войске Лайне-Лембиту много православных, причем не только одних русичей, не знать о том епископ Альберт не мог. А он еще тот хитрован — Шипов как только мог собирал про него информацию у людей, что с ним сталкивались по жизни, а таковых хватало. Князь Владимир Псковский даже матримониальный альянс заключил, оженив сына и выдав замуж дочь — такой случай был на Руси впервые, чтобы так с католиками договариваться. С половцами запросто, степняки вроде как свои, перероднились на десять рядов, а вот с князем первый, но ведь надо с чего-то воевать.

Шипов прошелся по шатру, посмотрел на князя, с которым был вполне откровенен. Как-то сблизились, пришлось о себе рассказать, вещицы занятные ему показать. Тут единомышленник нужен, соратник, а не изгой, «подручный князь», которых «служилыми» именовали. И друг — таким Владимир Псковский стал, еще один про него знающий, и старший его брат Мстислав «Удатный» — но тот опосредованно, только через послание и подзорную трубу. А Вячко уже свой, одно дело свершает, к тому же Шипов ему все Кукейноское княжество отдал. Даже толком не возвратив все земли, что в него раньше входили, но передача состоялось — гарнизон бросил недостроенный замок, который оборонять было некому — рыцари и кнехты были перебиты в битве у Вендена, или Кеси, как именовали место ливы. Княжество Вячке возвратил, но не в удел, а только в «держание», покуда тот служить ему будет, фактически до смерти. Устраивать на собственной земле в будущем феодальную усобицу и раздробленность неизбежную, очень не хотелось. Вячеслав Борисович на «ряд» охотно пошел, договорились.

— На язычестве далеко не уйдешь, хотя «Калевипоэг» я им запишу, чтобы потомкам мифология осталась. И зажата теперь Прибалтика будет между двух сторон — католицизм с запада сильно нажимает, а вот православие слабо, и еще больше ослабеет через пятнадцать лет. Сам знаешь, что произойдет — от русских княжеств пепелища останутся.

— Я это сам понимал, когда епископа пригласил, и дал ему возможность поселиться. Думал народ окрестить, одна вера сближает, а всяческие божки больше разъединяют и только смуту вносят, — Вячко говорил негромко. — Псковичи в Юрьеве уже двести лет, а к христианству местные племена так и не приохотили, церковь в граде построили для горожан, и ладно. Архиепископам новгородским дела нет, а боярам только дань подавай — аки волки хищные рыщут, походы устраивают. Полоцкие князья сами слабы, от литовцев едва отбиваются. А более соседей никаких нет, если «братство» с черными крестами на щитах в расчет не принимать — но от тех одни беды будут, сам ведь видел их отряд в недавней битве.

Лембит только кивнул в ответ на княжеские слова. Сейчас он уже сам столкнулся с этой проблемой, только возросшей в масштабах. Пошло формирование государства, пусть на ранней стадии, но «процесс», как говорится. «пошел». А здесь важно ошибок не допустить, это как здание на негодном фундаменте строить — просядет со временем, и стены рухнут.

— Времени до нашествия остается немного, задел на будущее нам сейчас делать нужно, чтобы бедствий избежать. Тут ведь палка о двух концах — епископа можно убить или изгнать, наши язычники именно за такой вариант развития событий ратуют. Но это будет означать долгую и неизбежную войну с европейскими странами, и новые крестовые походы пойдут один за другим — мы просто замучаемся отбиваться. А потому епископа с притчем оставить нужно в здешних местах, пусть культуру в массы несут — не обращай внимания, это я так, иноземными словами балуюсь. А нам надо не мешать «просветителям», а помогать, но в узде держать — сила для того весомая имеется. Раз крещения «огнем и мечом» не вышло, пусть токмо к «кресту» прибегают. Но не одни — православных священников тоже привечать будем — не стоит складывать яйца в одну корзину. А буде возомнит себе, что произвол творить может по-прежнему — то не по своей охоте с жизнью распрощается. Но к крайностям прибегать не стоит — без силы меча папство тут бессильно, а «братство Христово» более не появится. Вроде бы всех под «корень» извели, на «развод» никого не осталось!

Шипов зло усмехнулся при последних словах — он как нельзя лучше понимал, что папство сейчас даже монархов «прогибает», да что там короли — чего стоит история с германскими императорами. Вот только подобная политика на восточных окраинах католического мира не пройдет, здесь большую роль играет традиционный уклад, к тому же в северных странах пережитки язычества дольше сохраняются. Да и православные княжества под боком — начни «давить», совсем иное получится. Ведь так с Литвой произошло — отбиваясь от крестоносцев, жмудь пошла на альянс с русскими князьями, а те сами нуждались в помощи воинственных литовцев. И потихоньку сложился симбиоз — «Великое княжество Литовское и Русское». И почему о втором «дополнении» европейские историки забывают, хотя именно русская письменность легла в основу этого новоявленного государства.

— Да и на уступки епископ Альберт пойдет неизбежно, все уже продумал, и понимает, что произошло, — хмыкнул Вячко, заметно повеселев. — Не любят бискупы православных, вон как Константинополь разорили. Но деваться им некуда — хочешь, не хочешь, но им придется в мире с нами тут жить. Или новое крестоносное воинство собирать — и думаю, так оно и произойдет, ведь почти весь край покорили, и тут сразу всего лишились. К тому же тевтонское рыцарство есть, «братство Немецкого дома Святой Марии», что из Иерусалима сюда перебралось. Поднимут черные кресты…

— Как поднимут, так и уронят, — голос Лембиту чуть дрогнул. — Не все так просто, в этом желании им отказать нельзя, но тевтонцы сейчас пруссами и жмудью связаны, те креститься на их условиях отнюдь не желают. Вот этим моментом нам нужно и воспользоваться, на что в политике есть дипломатия с переговорами, и умением достичь компромисса. Помяни мое слово — завтра к утру, самое позднее, как увидят, что мы «ослов» собирать начнем — Альберт с нами встречи начнет добиваться. А если умен — дочь твою просто вернет, без всяких условий, и один сюда прибудет. Но я так о нем по рассказам других людей сужу — а вдруг в нем фанатизм верх возьмет над разумом, и решит мученическую смерть выбрать?

Вопрос остался без ответа, громко зазвенел медный гонг, о который ударили — и полог шатра отдернулся. Зашел воевода Всеслав Твердятович, поклонился князьям уважительно:

— Княже, рижский бискуп Альберт принять его просит. Он один из града вышел, поклонился — с тобой беседовать желает!

Князья переглянулись, понимая, что настал самый важный момент, о котором они только что и говорили. И Шипов произнес, ухмыльнувшись, и внимательно посмотрел на Вячко:

— Ты пойдешь и встретишь своего давнего «знакомца» — и злее будь, и так себя веди, словно его задушить хочешь немедленно. И все понятно — у тебя на него обид много накопилось. А вот мне «добрым» с ним надлежит побыть — ты «придушишь», а я лишь словесно «выпорю»…