За следующим холмом на солнце блеснула серебристая речная гладь и Игорь, ускорив шаги, вскоре вышел из леса. Еще издалека он увидел, как к берегу пристала лодка, ведомая юным перевозчиком, и из нее высадились трое путников – мужик и баба с малым дитем на руках, спешащие в окрестную деревеньку. К тому времени, когда он приблизился к лодке, поселяне почти скрылись из виду, но юнец, бывший на веслах, похоже решил отдохнуть перед обратной дорогой. Его тонкая фигурка свернулась калачиком на широкой лодочной скамье, и он положил правую руку себе под голову вместо подушки.

– Эй, лодочник, перевези меня поближе к Пскову, щедро уплачу тебе за твои труды! – громко крикнул ему Игорь.

Ольга встрепенулась: раздавшийся громовой голос изобличал в говорившем воина, привыкшего к власти. Она поспешно ухватилась за весла и направила лодку к молодому князю, стоявшему на том месте, где бережок был не сильно заболочен. Игорь вскочил в лодку, едва она приблизилась к нему, и легкое суденышко сильно закачалось под его весом. Княжна, узнав предмет своих сокровенных любовных грез, так и обмерла. Во все глаза она смотрела на любимого бесконечно милого и желанного ее сердцу. Он еще более возмужал, похорошел, раздался в плечах, а ясные голубые глаза под светлыми бровями остались теми же, доброжелательными и словно таившими некую мягкость.

– Ну, отрок, чего стоим? – нетерпеливо спросил у нее молодой князь.

Ольга очнулась и принялась грести к противоположному берегу. Но девичьи руки то и дело замирали от сердечного волнения, весла же, словно барсучьим жиром намазанные, так и норовили выскользнуть из-под ее пальцев. Если поселян она быстро перевезла, куда им было надобно, то с Игорем больше кружила на месте, не в силах совладать со ставшей непослушной лодкой.

Молодой князь поначалу озирался по сторонам, в надежде найти взглядом в окрестных местах Вещего дядю и свою свиту, затем, сообразив, что лодка почти не движется вперед, обратил свое внимание на незадачливого перевозчика.

– Эх, малый, кто тебя, такого слабосильного за весла посадил? Кормильца, что ли в семье нет, если заставили грести? – с жалостью в голосе спросил он.

– Братца своего старшего замещаю, Всемила. Не может он нынче на переправе быть, - с усилием двигая губами, объяснила Ольга, стараясь при этом, чтобы ее голос звучал низко, по-мужски.

– Понятно, давай я погребу! – Игорь решительно пересадил незадачливого отрока на другое место, сам сел за весла и в два счета уверенно гребя ими, достиг противоположного берега, где в дали виднелись крыши домов псковитян. Он достал из мешочка на поясе серебряный дирхем в уплату за перевоз, но Ольга отрицательно покачала головой, отступая.

– Не стоит мне платить, княже, не я тебя, а ты меня перевез, - сказала она.

Тут Игорь начал приглядываться более внимательно к юному лодочнику. Длинные ресницы, большие серые глаза на маленьком овальном личике, нежный голосок более пристали девице, чем отроку. Осененный догадкой, молодой князь не удержался от соблазна быстро снять с головы незнакомки суконную шапку, и длинные распушенные волосы, спускаясь волнами, обтекли небольшую фигурку при свете ярко святящегося солнца подобно золотому руну. Ольга, обрадованная тем восхищением и удивлением, которое отразилось на лице любимого, не возмутилась его поступком. Слишком долго она ждала, когда Игорь посмотрит на нее вот так, влюбленным взглядом, и стояла псковская княжна перед ним величаво, со светлой улыбкой, словно была одета не в нескладную одежду своего стрыечного брата, а в дорогое парчовое платье, расшитое драгоценностями.

Игорь смотрел на красавицу, и что-то знакомое для него проглядывалось в ее облике. Но изумленное восхищение ее красой мешало ему вспомнить ее, и чувствовал он себя, словно его околдовали, заворожили неведомыми чарами. В эту пронзительную минуту понял молодой князь, что эта красавица его судьба и за нею он пойдет на край света. Вокруг него творилось некое волшебство, опутывавшего его и привязывавшее к красной девице навеки. А Ольга смотрела на него и ждала, что он вспомнит ее. Ведь не может такого быть, чтобы Игорь начисто забыл о своей двоюродной сестренке, которая всеми силами старалась ему услужить, услышать от него хоть одно ласковое слова. Но он схватил ее, словно в него вселился сам бог блудодейства Припекало, принялся жарко целовать ее в губы и тащить в ближайшие кусты, приговаривая:

– Пойдем со мной, душа моя, потешим Ладу! Хочу целовать и ласкать тебя, пока солнце на следующее утро не взойдет.

Ольга преисполнилась возмущения, поняв, что Игорь не вспомнил ее и что он вовсе не думал о ней, когда она мучилась и томилась по нему в многолетней разлуке. С силой, которой Игорь не ожидал встретить в такой юной отроковице, она уперлась в его грудь и вырвалась из его объятий с негодующим возгласом:

– Постой, Игорь! Думаешь, если ты – князь, то тебе все позволено?! Нет, я тебе не дворовая девка, которую можно в кустах тискать, - и пригрозила. – Скорее в реку брошусь, нежели допущу, чтобы ты совершил надо мною поругание!!!

– Не сердись, милая, свела меня с ума твоя красота. Не бойся, поступлю я с тобой честь по чести, заберу с собою, буду холить и лелеять, - принялся уговаривать ее Игорь.

Но Ольга, рассерженная его былым равнодушием, не пожелала сменить гнев на милость.

– Вот что, княже, пока не попросишь у моего отца меня в жены, даже не думай обо мне, - резко сказала она и стала подниматься вверх, к городу.

Игорь не хотел применять насилие в девушке, в которой признал свою ладу, и только страдальчески крикнул ей вослед: