Шрифт:
Голос становится хриплым, он пытается откашляться, но слишком слабо — рана болит. Она, между прочим, была смертельной!
— Может, лучше вернуться в больницу? — предлагаю я.
Герман берет себя в руки, подавив кашель.
— Они хотят добраться до тебя и убить. Пытались вычислить дыры в твоей безопасности, коды охранных сигнализаций, как устроена охрана в офисе, в доме. Я выгадывал себе время, спорить не буду, — он все говорит и говорит это равнодушному профиля Яна. — Выгадывал себе так передых. Ты прав, сутки бы никто не выдержал. Но я не сказал ничего, чтобы тебе или ей повредило!
— Они спрашивали о Вере? — Ян поворачивается к нему.
— Она твое слабое место. Они это знают, — он говорит так, словно меня здесь нет. — Они хотят добраться до нее. Но их цель — ты. Им нужна твоя смерть.
Ян молчит.
— Ну? Ты мне веришь? — Герман наклоняется, положив ладонь на раненый живот. Под футболкой угадывается плотная повязка. — Если тебе не прислали видео, где я сдаю тебя, значит, проверили информацию и поняли, что это ложь.
— Поговорим позже, — решает Ян. — Оставайся здесь. Вернешься со мной.
Он рывком выбирается из машины, и я тоже. Но остаюсь возле «бмв», наблюдая, как он возвращается к гробу. Его уже накрывают крышкой. Прощание окончено. Душераздирающая сцена продолжается.
Под мрачную музыку гроб медленно опускается в могилу.
Скорее бы все закончилось.
Мы оба живы, потому что вместо нас по ошибке погибли другие люди. Ян и я.
Наконец, могилу забрасывают землей и родных Златы провожают к авто. Они уезжают первыми.
— Я поеду в другой машине, — сообщаю, когда подходит Горский.
— С чего бы это? — Ян хватает за руку.
— Да ничего страшного, — показываю телефон. — Просто заберу вещи. Хозяйка сказала, завтра будет готовить квартиру и все выбросит. Я быстро.
— Возьми охрану.
— Само собой, — усаживаюсь в последний внедорожник, и называю адрес.
Времени займет максимум час. И им явно нужно поговорить наедине. Мы гоним в мой отдаленный район.
Конечно, особых ценностей в квартире нет. Но некоторые вещи мне дороги.
Охранник провожает до двери, но вхожу одна. И сразу чувствую сладковатый запах. Чужой в старой, пыльной квартире. Хозяйки нет… С трюмо в прихожей сгребаю мелочи: любимую помаду, карту, расческу… Сворачиваю в кухню, на столе в вазе слегка светятся головки розовых роз.
— Это шутка? — бормочу я, прикасаясь к лепесткам. — Есть кто-нибудь?!
Свежие.
Роса еще не обсохла. Срезали сегодня.
Розы с крыши «Небес». Их запах ни с чем не спутать. Живой, настоящий, таких не найти в салонах цветов.
— Не может быть… — шепчу я. — Роман?
Из комнаты на меня надвигается огромная фигура. Капюшон толстовки надвинут на глаза. Рот зажимает ладонь и Северный прижимает меня к себе.
— Тс-с-с, Вера, — шепчет он. — Мы просто поговорим…
Я киваю.
Роман подтаскивает меня к двери и выглядывает в глазок.
— Отлично, твоя охрана внизу… Горский приехал с тобой?
Отчаянно дышу носом, прикидывая, что выгоднее ответить.
— Вряд ли, — решает он. — Иначе поднялись бы вместе, он к тебе как привязан.
Северный открывает дверь и вытаскивает меня в подъезд. Дергаюсь, мычу в ладонь, но без особых усилий он затаскивает меня выше — к чердаку.
Подготовился.
Достал ключ. Заставил хозяйку написать и заманил в квартиру. Одного не пойму — зачем?!
На чердаке темновато, несмотря на окно, через которое попадает свет.
— Только не ори, хорошо? Тебя здесь не услышат.
Роман отпускает меня и сбрасывает капюшон. Лицо все покоцанное и, кажется, это уже не наши его били. Еще от кого-то досталось. А вот глаза… глаза спокойные, как всегда.
— Чего тебе нужно? — шепчу я, застыв.
Я в него стреляла. Его пытал мой муж.
Понятия не имею, что этот гад со мной сделает.
— Ты моя должница, помнишь? Я даже забуду, что ты пыталась меня пристрелить за то, что я знаю про твоего сына. Мне нужна твоя помощь.
— Что ты хочешь?
— Поговорить с Горским.
Если бы он попросил звезду, удивилась бы меньше.
— Тебе кто-то мешал ему позвонить?
— Я хочу, чтобы ты убедила его меня выслушать, Вера. Мне нужен не просто разговор, а его помощь. Его люди и возможности.
Роман говорит спокойно и взвешенно, он все обдумал.
— Так ты меня не убьешь?
— Нет. Отвезу к нему, и мы поговорим.
А я, видно, буду той самой веткой, которой тащит в клюве голубь мира.
— Сейчас он в своем особняке.