Щурится, сонно улыбаясь.

— Все нормально? Это тебе, — он кладет на кровать букет полевых цветов. — Собрал за домом. Никто не беспокоил?

— Нет.

— Рад слышать, что он меня понял.

В смятении прячусь в ванную. Если бы Роман придерживался одной какой-то линии, а когда вчера похищают, сегодня приносят цветы — просто приятный пустячок, за домом собрал, это вызывает когнитивный диссонанс.

Делает вид, что все обыденно. Так можно нормализовать самые страшные вещи.

— Завтракать здесь будешь или в гостиную спустишься? — он появляется в дверях ванной. — Только приоденься, ладно? Не ходи по дому в халате.

Настораживаюсь.

— Вчера ты не возражал.

Кроме халата в шкафу только платье. Такое же уместное в лесу, как балетная пачка в ресторане. Со вздохом надеваю его и беру пару босоножек. Об одежде и обуви Роман подумал, а о косметике и средствах для укладки нет. Как и все мужчины считают, что вечерний макияж — это вариант естественной красоты. Не то, чтобы я хотела наряжаться — лучше не привлекать внимание. Но платье, как на свидание и полный ноль макияжа — даже увлажняющего крема нет — странно смотрятся вместе.

Осторожно спускаюсь, стараясь не греметь каблуками по лестнице.

По наитию сворачиваю не влево, в гостиную, а направо, и попадаю в кухню. Пусто. Хочется есть или хотя бы что-нибудь выпить. О кофе даже не мечтаю, но хотя бы воды.

Открыв холодильник, наклоняюсь за бутылкой французской воды на нижней полке и слышу сзади издевательский смешок:

— Доброе утро, сладкая.

Богдан в дверях потирает пах перебинтованной ладонью, намекая, что ему нравится. Бросаю панический взгляд в окно.

— Не смотри. Рома обходит территорию. Будет через десять минут, — он смотрит на массивные армейские часы на широком запястье. — Мы успеем.

— Не подходите, — прошу, как только он начинает надвигаться на меня. — Роман… Роман сказал, что это было последнее предупреждение, он вас прирежет!

Он сбавляет агрессию, но все равно зажимает в углу. Распрямившись, смотрит, как я съежилась и прижалась к холодильнику, стараясь быть как можно дальше. От запаха хвои и муската, исходящего от него, мутит.

Сглатываю, собираясь с духом. Он меня подавляет своим ростом — я ему где-то до груди, и здоровенный, как боец спецназа.

Ему нравится меня пугать. Даже не трогать, он наслаждается тем, что я его боюсь.

— Так и сказал?

От страха перехватывает горло, но я киваю.

— Посмотрим, кто кого, — он подхватывает мой подбородок и поднимает навстречу. — За кого будешь болеть, детка? — с губ срывается хрипловатое возбужденное дыхание. — Мне есть чем тебя удивить.

Богдан хватает меня за запястье и кладет руку на пах. Под камуфляжем откровенно проступают очертания члена, вставшего колом. Он трется плавным движением, как тогда, в бане.

— Весь твой, красавица… Муж тебя таким размером не радовал, да? — приоткрыв рот, он подмигивает, пока я пытаюсь вырвать руку.

— Отпустите!

— Я его не боюсь, крошка, — он целует запястье, словно благодаря за внимание, и отпускает.

Из угла так и не дает выйти.

— Передай: я запомнил его слова. Считаешь меня мразью, да? Твой Роман тоже не подарок.

Снова кошусь в окно, но Богдан за подбородок поворачивает голову к себе.

— Я знаю, чем он тебя взял. Любит остаться чистым, — палец гладит губы. — Смотри на меня. Его не было три года назад с нами. Он пришел якобы исправлять мои косяки. Он сказал, что я руководил операцией три года назад?

— Что? — распахиваю глаза.

Богдан полностью завладел моим вниманием.

Я даже о Романе забыла. Он координировал все это?

Ян даже близко на него не вышел!

— Это я приказал извалять тебя перед камерой, когда ты заартачилась. Но я считаю, ты сама виновата, — Богдан рассматривает мои губы. — Об одном жалею. Что меня там не было. Я следил за трансляцией удаленно. Видел, как тебя раздевали и раздвигали ноги. И знаешь, что я делал, детка?

Откровение Богдана парализует, словно яд змеи. Это даже хуже, чем просто рассылка видео. Я лицом к лицу встретилась со своим страхом.

— Я дрочил, сладкая. И потом снова каждый раз, когда о тебе думал. Если хочешь, я пришью всех, кто имел к этому отношение. А ты мне отдашься, — он слегка облизывает губы и замечаю, что пальцы на моем подбородке начинают дрожать. — Подумай об этом, сладкая.

Он отпускает.

Сам не свой, Богдан выходит из кухни, шатаясь. Как пьяный от своих похотливых мыслей. Это он рассылал видео. И каждый раз, глядя на них он…

О, боже…

Три года.

Значит, ему звонил с яхты Роман, когда запретил снова тиражировать видео? Может, поэтому и бесится. Сжавшись у еще открытого холодильника, смотрю, как он тяжело поднимается по лестнице.