– Нам выйти? – осторожно поинтересовалась Мудрослава.

Мало ли, кто их этих некромантов знает. Может, они стеснительные. Хотя… помнится, в прошлый раз ладхемку не остановило присутствие куда большего количества народа.

– Нет. Просто… вдруг не получится?

…она сама не знала, откуда взялся этот вот страх. Но ведь взялся.

И сердце сжималось болезненно. А если… если это заклятье, которое на Летицию наложили, если влияет оно не только на разум? Или вот дар, который не использовали многие годы, погас? За ненадобностью? Или изменился? Нет, конечно, у неё получилось со старухой, но тогда Летиция сама плохо понимала, что делает.

Все было как в тумане.

А туман исчез. И… и что осталось?

– Успокойся, – мягко произнесла Мудрослава. – Ты же сама говорила, что если дар есть, то есть.

Да, говорила.

И верила в то, что говорит. А теперь не то, чтобы разуверилась, но… но как-то оно неспокойно.

– А я покойников побаиваюсь, – сказала рыжая девица, ногой покачивая.

Будь у Летиции такие ноги, она бы… она бы носила пышные юбки. Очень пышные. Вроде тех, что любила герцогиня Карринем, папенькина фаворитка.

Правда, фавориткою она пробыла всего ничего… может, дело в юбках?

Или в ногах?

Да и сама рыжая… Яра, её зовут Ярослава… странные у вироссцев имена, однако.

– Чего их бояться? – искренне удивилась Летиция. – Они тихие. Это живые творят… всякое…

– Ты много… с покойниками встречалась.

– Много. В первый раз меня позвали… наверное, они совсем отчаялись. Девушки. Простого сословия, но молодые, красивые… их находили на окраинах города. Обнаженных. Остриженных. И со связанными на груди руками.

Если вспоминать, то становится легче.

Неуверенность не то, чтобы прошла вовсе. Просто… если ничего не получится, то это ведь… это ведь ерунда. На самом-то деле чем такой, как у Летиции, дар, помочь может? Особенно против демоницы.

Двух демониц.

– Их не… не подвергали насилию. Или истязаниям. Некоторые и вовсе были невинны. И умирали они тоже… они словно засыпали. Девятнадцать… на двадцатой мой учитель решился. Он умолял меня, а я… для меня это было приключением. Удивительным. Опасным. Оно и осталось в памяти приключением.

Слушают.

Наверное, не стоит рассказывать о таком. Кому? Виросске? И её безумной сестрице? Они ведь чужие. А чужим доверять не след. И своим-то с опаскою надо. Но молчать почему-то не получается. Не оттого ли, что Летиция слишком уж долго молчала?

Замалчивала?

– Он вывел меня из дворца. Впервые. Мне было… шестнадцать, кажется. И до того я не представляла, что может быть другая жизнь. Совсем-совсем другая. Я… выезжала в город, конечно. Как без этого? Мы наносили визиты и вообще…

– Но во дворцы, – тихо произнесла Яра.

– Да. В другие дворцы. И они от нашего мало отличались. А тут… мы свернули куда-то, и я из окна смотрела на черные дома. Улица была такой тесной. И темной. Колеса громыхали. И я почти не слышала ничего, кроме этого грохота. А потом был мост. Тоже нелепый, весь облепленный домами. Будто над рекой еще одну улицу проложили. От реки дурно пахло. И на том берегу тоже.

Летиция замолчала, вспоминая те эмоции.

Удивление? Пожалуй.

Отвращение. Смрад из сточных канав оглушал. И казалось, что она вся сама пропитается этой вот вонью.

Страх.

Черное строение на углу двух грязных улиц возвышалось над окрестными домами. Оно показалось зловещим. И вдруг появилось желание сбежать. Но она оперлась на руку того, кого полагала наставником и другом. Надо будет написать ему письмо.

Узнать о нем.

Может, Летиции повезло, и он жив. Матушка ведь… она бы не стала. Она была сердита, несомненно, но не настолько же, чтобы спровадить на плаху. Да и слухи пошли бы.

Именно.

Стало быть, просто сослала. А целители долго живут. И он обрадуется. Летиция расскажет… о том, что забыла. И о том, как вспомнила.

И…

И быть может, даже навестит. Или наоборот, пригласит… только куда? Домой ей возвращаться нельзя.

– И… кто это был? – не выдержала рыжая, а Мудрослава зашипела. – Чего? Интересно же ж…

– Была, – поправила Летиция. – Это была женщина. Очень красивая женщина. А еще у нее имелся сын. Он женился и привел в дом жену. Тоже красивую.

– И они не ужились.

– Та, другая, пыталась отравить их. Точнее травила. Долго. Медленно. Оба заболели… и все же остались живы. Та, другая, оказалась слишком неосторожна и все выплыло. Её судили и казнили. А та женщина, она еще долго болела. И сын её. Он утратил разум, то ли от яда, то ли от горя. Она, пожалуй, что тоже… ей мерещилась жена её сына. Сперва в служанке. Она убила её первой. Напоила сонным зельем. И обрезала волосы. Потом сама стала выходить. Искать. Она убивала и остригала, а тела на окраину выносил сын. Он жалел женщин, вот и укладывал их осторожно.