Шрифт:
Грубая деревенщина, подумал Купер. Проходя мимо капралов, он зашелся в сильном приступе кашля, который постоянно мучил его в такие промозглые ночи. В Самтере горел голубой сигнальный огонь. Купер смотрел на него и никак не мог заставить себя повернуться к недостроенному судну. Огромный кильсон скрывался в сгущавшемся тумане, как насмешка над его несбывшейся мечтой. Что ж, хотя бы в этом он не отличается от Брюнеля. Великий инженер тоже видел, как погибла его мечта.
Купер заметил огни на береговой батарее и решил не идти дальше в ту сторону. Присев на корточки, он набрал горсть песка и, пропуская его сквозь пальцы, смотрел на море, скрытое туманом.
Нужно было срочно принимать решение. Министр военно-морских сил Конфедерации Мэллори телеграфировал ему из Монтгомери о том, что присылает двух человек из Комитета по военно-морским делам для переговоров. Они должны были приехать утром. Купер знал, что им нужно.
Его склады. Его верфь. Его суда.
Он понимал, чего добивается их новое правительство, и понимал, что это приведет к трагедии. Почему же он так мучительно размышляет над тем, что скажет своим утренним гостям? Ведь ответ он тоже уже знал.
И все же ему было нестерпимо больно. Преданность этому штату, как океанский прилив, несла его с такой силой, о которой он даже не подозревал. Все, что сейчас здесь происходило, глубоко возмущало и пугало его, но он ничего не мог изменить.
Купер встал и пошел обратно к сараю. Он вспомнил, что ничего не ел с самого утра, да и тогда проглотил лишь кусок чудесного темного хлеба, испеченного женой. Но ему не хотелось есть, как не хотелось и ничего другого. Он мог думать только о том, какой ответ дать посланцам комитета, и эти мысли выворачивали его наизнанку. Так как же ему все-таки следует поступить?
Нет, пожалуй, это неправильный вопрос. Любой человек, считающий себя здравомыслящим, обязан немедленно убраться с Юга, пока еще есть время. Поэтому и вопрос надо бы задать по-другому. Как он должен поступить?
Времени для решения оставалось только до утра.
– Рекс, о чем вы там шепчетесь?
Проходя мимо буфетной, Эштон услышала, как мальчик о чем-то взволнованно говорит старшему слуге Гомеру.
Раб испуганно съежился под взглядом хозяйки.
– Мы ни о чем не шептались, мистрис Хантун, – пролепетал он.
– Чтоб тебя, лжец черномазый! Я же слышала! Я отчетливо слышала слово «Линкум».
Рекс судорожно сглотнул.
– Линкум? Нет, мэм, клянусь, да я бы никогда…
Темно-коричневая рука Гомера сжала его запястье, и парень умолк на полуслове. Сгорбленный от многолетнего тяжелого труда, Гомер, которому было уже за сорок, посмотрел на него покорным взглядом:
– Не надо врать, нехорошо это. Нам обоим только хуже будет, если ты и дальше сочинять начнешь. Лучше уж сразу принять наказание.
Он повернулся к Эштон, всем своим видом показывая готовность сделать то, что посоветовал младшему. Но Рекс не хотел сдаваться:
– Нет, Гомер, я не…
Негр с такой силой сжал руку мальчика, что тот вскрикнул.
– Так, вы оба. Снимайте штаны! – громко заявила Эштон.
Ее прут из ветки гикори лежал на своем обычном месте. Повариха и две служанки обменялись тревожными взглядами, когда в кухню ворвалась хозяйка, схватила прут с верхней полки и стремительно вышла.
Эштон просто необходимо было поубавить в неграх это обожание Линкольна, пока оно не перешло все границы. По всему Чарльстону, да и по всему штату рабы с волнением повторяли одно слово: «Линкум». Те немногие, кто умел читать, понимали, что скоро он станет новым правителем Севера. Другие не знали о нем ничего, кроме того, что он «черный республиканец». Но их хозяева так сильно ненавидели «черных республиканцев», что этот Линкум уж точно должен быть другом негров, считали они.
В буфетной Гомер и Рекс уже спустили штаны и отвернулись к стене. Эштон приказала им снять и ветхое нижнее белье. Рабы с неохотой повиновались. При виде гладких мускулистых ягодиц мальчика Эштон внезапно почувствовала, как пересохло в горле.
– По пять раз! – заявила она. – И если я еще когда-нибудь услышу, что вы произносите имя этой подлой обезьяны, получите по десять… или больше. Кто первый?
– Я, мэм, – спокойно ответил Гомер.
Грудь Эштон напряглась под платьем. Она дышала уже очень часто, но заметила, как Рекс бросил через плечо быстрый испуганный взгляд.
– Нет. Думаю, не ты, – пробормотала она и взмахнула прутом.
Удар прозвучал в буфетной громко, как выстрел. Рекс недостаточно крепко уперся ладонями, его голова мотнулась вперед и с глухим стуком ударилась в стену. Взвизгнув, мальчик снова оглянулся. Но это был уже совсем другой взгляд – яростный, почти ненавидящий.
– Смотри в стену, ниггер! – рявкнула Эштон и ударила его изо всех сил.
Гомер стиснул кулаки, наклонил голову и закрыл глаза.
Когда все закончилось, Эштон чувствовала себя так, словно после неистового урагана попала в тихую безмятежную гавань. Она поднялась в свою комнату, легла на постель и погрузилась в легкую дремоту. Мышцы были расслаблены, все тело наполняла приятная тяжесть.