— Десятник, ты берешь свой десяток, одвуконьбыстро, четыре дня тебе для этого, спешишь в Любечь… Нет, еще два десятка возьмешь. И письмо лично в руки великому князю отдашь. Задание ясно? — сказал я.

— Не поспею, — с сомнением сказал десятник.

— Тогда найду того, кто успеет, а ты послужишь в рядовых ратниках, — жестко припечатал я.

Лицо служивого скривилось в испуге.

— Не серчай, воевода, я понял тебя. Нынче же все сделаю. Спать не буду, коней лучших возьму в сотне, — спешно говорил десятник.

Я оставил пост и поехал во Владово. Уже не так сильно гнал коня, потому как нужно было узнать подробности и психологическую подоплеку произошедшего у сопровождающего меня десятника сотни Весняна. И здесь я получил новые вводные, которые несколько изменяли обстановку. Хотя, нет, существенного изменения не случилось, лишь только сильно увеличивались масштабы ситуации.

Отрадно было слышать то, что часть ратников из бывшей дружины, как и ближние гридни убитого Андрея Юрьевича, в ближайшее время прибудут ко мне и, возможно, усилят Братство. Я прекрасно знал не только об уровне подготовки немалого количества бойцов дружины Андрея, но мог говорить и о личных качествах многих из этих воинов.

Не сказать, что все гладко и все такие идейные, мягкие и пушистые. Вместе с тем, они управляемые и профессионалы. А еще им идти некуда, многим из них. К Изяславу? Вряд ли, они там будут на последних ролях, как, впрочем, и у Ростислава Юрьевича. А я найду, чем заманить. У меня должностей и званий в резерве хватает.

Получалось, что я смогу усилиться до нескольких тысяч профессиональных воинов, что должно было вселить уверенность. Но…

— Сколько? Сколько? — переспросил я.

— Более десяти тысяч ратных, — повторил цифры десятник из сотни Весняна.

Эй, историки! Те, которые говорили, что Русь не могла собирать более тридцати тысяч воинов суммарно со всех княжеств. Как вам такие цифры? Всего-то Новгород, пусть и с двумя тысячами шведов — уже десять тысяч воинов. И я не хочу уже силового варианта. Нужно постараться сохранить эти силы, направить их в нужное русло. Это будет Пиррова победа, если победа и случится.

Я ехал во Владово, хотя логичнее было бы в Воеводино, там сейчас должен быть Ефрем, там центр принятия решений. Но мне нужен неожиданный ход и за ним я ехал.

— Что это? — удивленно спрашивал я, когда подъезжали к Владово.

— Не могу знать, — по-уставному отвечал мне сопровождающий десятник.

Мой вопрос не требовал ответа, по крайней мере, от тех людей, которые постоянно были со мной и не могли знать, что такое может происходить на церковном подворье, к слову, также небольшой крепости.

А там кругами, вокруг новой деревянной церкви, рядом со строящимся каменным храмом, ходили люди в монашеских одеяниях. Причем, половина всех людей в рясах были женщины. И это смущало еще больше. Монахинь я встречал пока только в Киеве. А, нет, приезжали через мои земли какие-то женщины в Суздаль. Но они не монахини, а только стремящиеся ими стать.

Подъехав к воротам церковного подворья, я спешился, хотя обычно делал это у терема. Непонятные гости одним своим присутствием не допускали вольностей, ранее уже ставшими правилом.

— Почему мне не доложили? — прошипел на первого же десятника, которого встретил у ворот подворья. — И что происходит? Кто эти люди?

— Так отправили к тебе, воевода, посыльного. А эти пришли со стороны Москвы, к нам шли, — растерялся служивый. — Главная у них баб… матушка-монахиня.

— Воевода! — закричал дьячок, один из трех, которые служили теперь при отце Спиридоне.

На меня все сразу обратили внимание. Вперед вышла женщина, явно в годах, если судить по морщинам на лице, рядом с ней были три монаха, на которых ряса смотрелась, как могла бы и балетная пачка, то есть, несуразно. Это были воины. Рослые, с волчьими внимательными взглядами. Они, казалось, во всех видят угрозу для этой женщины, то есть ведут себя ровно так, как должны действовать телохранители.

Я пошел навстречу делегации, стараясь демонстрировать свободные руки, мол, без умысла. Поймал себя на мысли, что ситуация забавляла. Я — хозяин всех этих земель, глава всех людей в округе более чем на пятьдесят верст у себя же дома действую будто чужой человек. И, как только разберусь в ситуации, поспешу изменить положение дел. Если я не покажу, что хозяин, то имею ли право так называться?

Но кто эта женщина? У митрополита Климента также есть охрана, вот в таких же рясах ходит, что и сопровождение старухи, а под этими одеяниями у митрополичьих псов панцири с пластинами, да мечи булатные. Кстати, бойцы знатнейшие, просил даже митрополита, чтобы парочку таких прибыли ко мне для, так сказать, обмена опытом.

— Не признал ты меня, воин? — с усмешкой спросила…

Кто? Кого я должен был узнать? Если какая княгиня, так одежда на ней была бы иной. А еще крест… Женщине передали полуметровый крест, он был в золоте, с драгоценными камнями, наверняка тяжелый, но в руках на вид хрупкой женщины, тяжесть предмета стиралась.