Не душевную, ею Ростислав не болел, но, как оказалось, он был ранен и достаточно серьезно. В бою, на адреналине, почти не чувствовал боли, сейчас же понимал, как близок был Андрей к победе. Только абсолютно нечитаемые действия позволили Ростиславуостаться в живых.

— Я призову сотников моего брата. Не уходите, и тогда ваше имущество останется с вами, и более того получите от меня, — сказал Ростислав, все еще опираясь на меч и чувствуя головокружение.

«А брони такие я отберу, знаю, что в Братстве их выделывают, на моей земле, с моей руды», — подумал Ростислав Юрьевич, князь Новгородский и уже князь Владимирский.

— Корачун, пошли быстро людей в войско брата моего, пусть придут сотники и тысяцкие брата моего, решившего умереть за лжу и крамолу свою, — приказал Ростислав, все так же опираясь на меч.

У него кружилась голова, кровь не останавливалась, уже вся нижняя часть стеганки была сильно пропитана влагой и отяжелела, еще больше склоняя Ростислава к земле.

— Рано мне помирать, не дам такую радость Изяславу, по ошибке зовущемуся Киевским, — бормотал Ростислав Владимирский, не без помощи взбирающийся на телегу.

Через полчаса часть сотников убитого, что играло ключевое значение, в честном бою, Андрея Юрьевича, присутствовала на встрече с раненым Ростиславом Юрьевичем. Новый владимирский князь Ростислав был слаб от ранения, но прекрасно понимал, что показывать это новым своим воинам нельзя, потому набрался терпения и говорил почти ровным голосом.

— Сколько сотников убежало, а сколько пленены, дабы бегства не допустить? — спросил Ростислав, наблюдая у своего большого шатра не более тридцати человек.

И пусть в войске Андрея сотни измерялись, скорее, в двести человек, все равно, здесь были далеко не все.

— Двенадцать сотников ушли, князь. Они могут вернуться, но неизвестность сильно гнетет. Мы, пойми правильно, должны услышать тебя, прежде чем клятву давать. Понять нужно, как собираешься править нами, как наряжать, — вперед вышел тысяцкий Емельян, по прозвищу Лисий Хвост.

Тысяцкий Андрея Юрьевича был хитрым, отличался быстротой принятия решений, при этом, что удивительно, ни разу не было повода упрекнуть Лисьего Хвоста в предательстве или нарушении клятвы. Он каждый свой поступок мог объяснить и оправдать. Ранее он объяснил Ростиславу, почему выбрал его младшего брата своим князем, теперь он готов объяснить, почему выбирает службу Ростиславу.

— Стол в Ростове и Суздале, как и во Владимире — это детище отца моего, Юрия Владимировича. Я не намерен отдавать вотчины отцовские киевскому князю, которого не считаю над собой великим. Со мной Новгород, много чухонцев, мне помогают свеи, как предкам моим, которые и создали русскую державу, — пафосно отвечал Ростислав.

Наступила почти абсолютная тишина. Для многих присутствующих такие заявления — это нарушение клятвы. Они же клялись не только в верности Андрею Юрьевичу, но и в клятвах своих признавали верховенство великого князя Изяслава. Однако, если человек ищет оправдания своим низменным намерениям, он их обязательны сыщет, чаще даже не в себе, чтобы думать, что чистенький и невиновный, а в других. Так что виноват именно Андрей Юрьевич, что проиграл и спровоцировал сложный выбор и не важно, что мертв.

Напряглись сотники, еще более напряглись ближние гридни Ростислава во главе с тысяцким Карачуном. Но сказал Лисий Хвост:

— Мы князю клянемся, а не решаем, какое правление на Руси будет. Малы мы такое решать, не княжеского роду, не следует и головы свои ломать. Я с тобой, Ростислав Юрьевич.

После этих слов почти все присутствующие сотники заверили, что они с Ростиславом и что, да, нечего голову ломать, как Русь строить, важнее свое. Многие сотники были с семьями и уже получили и земли, и довольствие, и дома себе поставили в городах Владимирского княжества. Лишаться всего этого, никто не хотел.

Да, оставался вариант пойти в Братство. Многие первоначально шли туда, но в итоге оказывались в дружине погибшего Андрея Юрьевича. Вместе с тем, присутствующие понимали, что в Братство и так многие попробуют влиться. К примеру, те сотники, которые были замечены в противостоянии с новгородцами, особенно в атаках на обозы Ростислава, не верили в прощение. Вот они и убежали, частично или полностью увлекая за собой вверенные им сотни.

— Сотник от Братства тут? — спросил Карачун, когда Ростиславу оказалось уже слишком тяжело говорить.

— Я инок-брат-сотник, Весняном кличут, но Михаил во крещении, — вперед вышел молодой человек, почти отрок.

Карачун рассмеялся. Он знал, что в Братстве много отроков занимают посты, которые в пору иметь только лишь мудрым мужам. Но одно дело знать, иное видеть перед собой чуть ли не подростка. Вот только у этого парня был такой набор броней, что Карачун лишь мог облизываться на доспех. А кони! Они сильные, выносливые, лучшие на Руси.

— Ты чего не сбежал, Веснячок? — тысяцкий Ростислава Юрьевича, исковеркивав имя сотника, оскорбил парня, который пусть и не мог похвастаться большим опытом командования, но участвовал уже в трех сражениях, неустанно тренировался и был физически развит куда лучше самого Карачуна, имевшего явно лишний вес.