Немного поколебавшись, она кивнула, принявшись чертить пальцами воображаемые линии и круги на столе. Подойдя ближе, я увидел, что София проводит пальцами по вмятинам и царапинам, исследуя текстуру, – нервная реакция, в чем-то даже детская. Тут она вроде как спохватилась и спрятала руки под стол.

Я уселся напротив нее, расслабленно положив перед собой раскрытые ладони – приглашение к разговору на «языке тела».

– Вы знаете, почему здесь оказались? – начал я.

Сглотнув, София кивнула и ответила:

– Мой отец мертв. Его убила моя сестра. Она говорит, что это сделала я, но клянусь вам – я этого не делала! Просто не смогла бы. Лживая сука, убийца!

Ее руки взлетели в воздух и резко опустились, хлопнув по столу и словно поставив точку после слова «убийца».

– Ладно, я понимаю, это звучит глупо, но мне нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие. Я здесь для того, чтобы помочь вам, если смогу.

– Сержант Буковски сказал, что мне надо поговорить со всеми этими адвокатами, но ни в коем случае не принимать окончательное решение, пока не поговорю с вами. Я уже и не знаю, что мне надо делать, а чего не надо…

София покачала головой, и на глаза у нее навернулись слезы – глаза, которые оказались гораздо более зелеными, чем мне поначалу показалось. Отведя взгляд, она проглотила всхлип, мышцы шеи у нее напряглись, и вместо того чтобы разрыдаться, она сделала глубокий вдох. А потом, закрыв глаза и позволив слезам упасть на пол, произнесла:

– Простите… Я все никак не могу поверить, что его больше нет. Не могу поверить в то, что она с ним сделала.

Я только лишь кивнул, ничего не ответив, а она подтянула колени к груди, обхватила их руками и наконец расплакалась, тихонько раскачиваясь взад и вперед.

– Очень вам сочувствую. Правда сочувствую, – наконец произнес я. – Но правда еще и в том, что вы оказались в наихудшей ситуации из всех возможных. На вас насели копы, а наверняка и на вашу сестру тоже. Одной из вас или вам обеим может быть предъявлено обвинение в убийстве. Возможно, я смогу вам помочь. Или нет. Пока что мне нужно знать только одно. Мне нужна твердая уверенность в том, что это не вы убили своего отца.

София слушала меня сквозь слезы. А потом вытерла лицо бумажной салфеткой, шмыгнула носом и вроде немного взяла себя в руки, настраиваясь на предстоящий разговор. Если она и притворялась, то это у нее просто отлично выходило. Хотя я не видел за столом напротив себя никакой актрисы. Я видел перед собой терзающуюся, страдающую молодую женщину. Это было по-настоящему. Это было правдой. Но вот чем были вызваны эти ее терзания – смертью отца, или же страхом, что ее могут уличить в убийстве, или еще какой-то причиной, – было пока не совсем ясно.

– Почему вы меня об этом спрашиваете? Другие адвокаты не спрашивали у меня, виновна ли я в убийстве. Вы мне не верите?

– Я задаю этот самый вопрос абсолютно всем своим клиентам. За тех, кого считаю невиновными, я борюсь до последнего. Если люди уверяют меня, что чего-то не делали, и лгут при этом, я обычно могу это распознать, и тогда наши дорожки расходятся. Если они поднимают руки и признаются, что виновны, я помогаю им рассказать свою историю суду – чтобы судья сумел понять, почему они это сделали и какая мера милосердия или смягчения наказания в данном случае может быть уместна. Я не защищаю убийц, которые просто хотят выйти сухими из воды. Это не в моих принципах.

Она глянула на меня как-то по-новому, как будто я снял некий камуфляж и теперь она видела перед собой реального человека.

– Мне нравится, что вы меня об этом спросили, – наконец сказала она. – Я хочу, чтобы вы были моим адвокатом. Я не убивала своего отца. Это всё Александра. Это ее рук дело.

Я не торопил события, внимательно наблюдая за ней, пока она произносила эти слова. В ее глазах, в ее голосе, на ее лице была только правда. Никаких тревожных сигналов, никаких «значков», которые могли бы указывать на ложь. Я поверил ей.

Пора было приниматься за работу.

– Расскажите мне, что там произошло, – попросил я.

– Я была дома у папы на Франклин-стрит. У меня есть собственное жилье неподалеку, и я частенько его навещаю. В последнее время все чаще и чаще, так как он становился все более рассеянным. Когда я зашла, то сначала подумала, что его нет дома…

– Погодите секундочку – как вы попали внутрь?

– У меня есть ключи. У Александры тоже.

– Ладно, простите, что перебиваю. Вы сказали, вам показалось, что его нет дома…

– Я прошла дальше, и в кабинете тоже его не нашла. А обычно он там чуть ли не постоянно торчит – смотрит телевизор или работает. В общем, там его не оказалось. Я подошла к лестнице и окликнула его, но папа не ответил. Я подумала, что он, наверное, вышел прогуляться, поэтому подошла к бару в кабинете, налила себе выпить, а потом поднялась наверх.

– Зачем вы поднялись наверх?

– Я услышала какой-то шум и подумала, что он, наверное, все-таки дома и просто не слышал, как я вошла. Так что поднялась на второй этаж, но там его тоже не нашла.