Шрифт:
– Ты что, хочешь стать синим чулком и всю жизнь провести в пыльном кабинете? – Касуми резко возражала:
– Если появится мой человек, завтра же выйду замуж.
– А как же университет?
– Университет можно хоть сегодня бросить. Для меня ни учеба, ни замужество не имеют особого значения.
Тем не менее Касуми была прилежной студенткой.
– Ты сама себе противоречишь. Мечтаешь о жизненных драмах, а о замужестве рассуждаешь практично. Совсем как девушка, которая боится остаться старой девой.
– Да нет тут никаких противоречий. И никакой мечты у меня нет. Я думаю, счастье семейной жизни, которым все так восхищаются, – просто иллюзия, и сентиментально цепляться за учебу я не собираюсь. Придет время решать – тогда и решу, что мне нужно.
– А любви тебе не нужно?
– Ничего такого не нужно, – отрезала Касуми.
В это мгновение на ее лицо словно легла печать загадочной красоты.
Чуть удлиненное, аккуратное, изысканно-холодное лицо, без сомнения, вобрало черты матери с отраженной в них необычайной мягкостью, но резкость придала им совсем другой характер. Надменные, правильной формы, точно у статуи Будды, полные губы в такие вот моменты плотно сжимались, выражая внезапный, упрямый отказ, и разгоралась красота гнева. Касуми не шла косметика, которая подчеркивала слишком современную таинственность.
Тиэко обожала, когда у Касуми такое лицо, и при виде него прощала подруге эгоистичное молчание, рассказывая о своих тяжелых жизненных обстоятельствах.
– Нужно уже потихоньку возвращаться. Мама очень строго следит, чтобы я приходила к ужину. Особенно после того, как отец ушел из дома. Говорит с горькой улыбкой: «Мне удобно, одного человека, который не приходит вовремя, в семье не стало». Поэтому и еда невкусная. Я стараюсь не встречаться с Тосио, когда пора ужинать. Немного погуляем, в кино вместе сходим, ничего больше. Я с ним ни разу не ела где-нибудь в городе.
– И твоя мама это принимает?
– Странно, да? Мама соглашается со всем, кроме часа ужина и возвращения домой. Я уверена, что она презирает людей.
С Гиндзы они всегда возвращались через станцию «Токёэки».
Линию метро в сторону Синдзюку еще не достроили, поэтому Касуми ближе было добираться домой по линии Тюосэн до Синдзюку. А дом Тиэко был рядом со станцией «Итигая».
Ранние зимние сумерки окутали улицы, вечернее небо заискрилось в огоньках неоновых лампочек на многоэтажках, но было не слишком приятно в часы пик оказаться в окрестностях Маруноути [5] , где тебя пихают в толпе и втискивают в поезд.
5
Маруноути – крупнейший деловой квартал Токио рядом с центральным железнодорожным вокзалом; последние десятилетия развивается и как фешенебельный торговый район.
– Давай поедем от Юракутё [6] по линии Кэйхинсэн и пересядем на «Токёэки», – сказала Тиэко и сразу приуныла.
Она выглядела такой несчастной, что Касуми встревожилась:
– В чем дело? Живот болит?
– Ну… – Тиэко пожевала губами. – Возвращаться домой… как-то грустно.
– Что ты там бормочешь? Тоже мне, студентка.
Касуми, выпятив грудь в белоснежном, сшитом на заказ костюме, с достоинством выпрямилась.
Однако и она не могла свободно распоряжаться временем, чтобы вот так выйти на улицу в толпу, выпить где-нибудь чаю.
6
Юракутё – деловой район Токио.
Касуми чуть подумала, сдвинула брови, которые никогда не подводила, и с видом заботливой старшей сестры предложила:
– Тогда покатаемся по другим линиям. Почувствуем себя путешественницами.
– Давай. – Тиэко тут же приободрилась.
Девушек, сдавленных людским потоком часа пик, ноги сами собой вынесли к выходу на платформу линии Ёкосука.
– Слишком далеко убегать не будем.
– Да. Самое большее до Идзу [7] .
– Вот все удивятся!
7
Идзу – полуостров на тихоокеанском побережье острова Хонсю в префектуре Сидзуока.
Тиэко веселилась и, похоже, вообще не собиралась возвращаться домой, Касуми это нервировало. Но все-таки было приятно мечтать, как они ускользнут от всего и всех и отправятся в путешествие. Экзамены, ужин в кругу семьи, репутация послушных дочерей – все улетало прочь с неоновым светом токийских сумерек.
Какое же удовольствие, затаившись мышками на чердаке, воображать шум толпы и суету полиции!
Касуми представила заголовок газетной заметки, что-нибудь вроде «Двойное самоубийство из сочувствия несчастной подруге». Она была рациональной девушкой и презирала поступки, совершенные в отчаянии из-за какого-нибудь события, но, кажется, понимала радость всматриваться в этот мир с чердака.
Отправиться в путешествие! Там, вдали, зимнее море, и в нем можно утопить экзамены, как тяжелый портфель. Как злостную тайную контрабанду.
Платформа, куда они выбрались, тоже была заполнена людьми: очередь, ожидавшая поезд линии Ёкосука, напирала на очередь ждущих поезд на Сёнан. Подруги бесцельно слонялись, не находя себе места.
– Слушай, может, молока купим, попьем?
Пока Тиэко веселилась, изображая жажду, как раз подали поезд на Сёнан. Из громкоговорителя простуженный голос прокричал: