В то прекрасное утро я проснулась позже обычного - заболтались с Софи далеко заполночь. Я предвкушала завтрашнее пересечение границы с Россией, меня преследовало ощущение, что мы окажемся сразу в моём времени.

Честно говоря, не смотря на то, что я уже несколько лет назад переместилась волшебным образом в другое тело и в другой мир, всё-таки это была Франция. В том смысле, что не было какого-то большого потрясения, кроме первого шока, когда я металась по комнате на глазах тётушки и Бернардет.

Но это было другое! И привыкнуть было легче, потому что изменилось всё вокруг.

А тут - Россия… Я раньше неплохо знала историю, наверное как и все, кто по роду своей деятельности имел отношение к культуре. Но теперь мне казалось, что это как будто новое перемещение, я чувствовала одновременно панику, предвкушение и страх.

Екатерининские времена...Это была новая культурная эпоха не только для меня сейчас, но и для России. Новая русская национальная литература, русская национальная школа живописи, архитектуры, музыки…А для меня - история моей страны.

Вчера я долго не могла заснуть - тревожилась, как пройдёт контроль на таможенной границе. А вдруг пойдёт что-то не так?

В общем, когда я проснулась, было уже позднее утро. Рывком поднявшись с постели, я глянула в окно и тут же поняла - мы дома. Это даже невозможно было объяснить. Пейзаж почти не изменился, правда вдалеке темнело пятнышко с различимыми тёмными очертаниями приземистых крыш на фоне жемчужно-серого неба. Над крышами курился дымок. Деревенька была далеко, её описание в деталях мне подсказывало, скорее, воображение, чем глаза. Которые, к тому же, наполнены были сейчас слезами.

Я повернулась к Софи. Та читала что-то, шевеля губами и наморщив лоб.

– Софи, - мы приехали?
– дрогнувшим голосом спросила я.

Та рассмеялась и закрыла книгу.

– Ну еще не совсем, мадмуазель, но границу миновали - да, мы в России!

Я вскрикнула и прыгнула ей на шею, забыв о своей больной ноге и приличиях.

Впрочем, Софи радовалась не меньше меня. Конечно, не столько тому, что мы в России, а, скорее тому, что наша долгая дорога, порядком измотавшая нас, подходила к концу.

Дормез немного замедлил ход и мы поняли, что к нам сейчас кто-то явится с визитом. Я поспешно вернулась под одеяло.

Дверь распахнулась и влетела Машенька. Растрепанная, раскрасневшаяся. Она смеялась и плакала одновременно. Ну что за чудо моё! Маша кинулась на колени перед моей кроватью и стала целовать край одеяла.

– Мамзеля моя дорогущая! Да чтобы вы счастливенька и здоровехонька были всю жизнюшку! Чтобы Богородица вас, как свою кровинушку оберегала!

– Маша, Маша, ты что, милая, встань!
– однако я понимала, что чувствовала эта девушка и невольно тоже заливалась слезами.

– Мадленушка, мамзеля моя! Я же до последней капельки тряслась, пока не проехали полицаев энтих дорожних! А ну вдруг чего бы удумали, да как лишний груз нас бы отобрали! Ой, боялась яаааа!
– Мария еще немного пораскачивалась, потом утёрла концами платка рот и успокоилась.

Софи, проникнувшись этой сценой на разрыв русской души, тоже утирала слёзы.

Маша глянула на неё и вдруг прыснула со смеху:

– Ото правду говорят - что ни день, то радость, а слёз не убыват!
– Далее она переключилась на повседневные заботы.
– Барыня, мамзеля моя, щас как обычно травки попьём, а только потом завтракать. А ножку дайте щас намажу.

– Не надо, Машенька, прошло уже всё, и травок не надо, и мазать не надо. Я сейчас оденусь и мы все вместе в окошко посмотрим.

Мария собралась было поспорить, но в этот момент в дверь дормеза постучали.

Мы вразнобой закричали, как в известном только мне, среди присутствующих, фильме - “Нельзя-нельзя! Можно-можно, войдите!!”

В итоге всё-таки сошлись на том, что нам нужно несколько минут. Софи с Машей помогли мне быстро одеться и причесаться. Ну а Маша урвала-таки минутку, чтобы намазать мне ногу мазью, прежде чем натянуть на неё чулок.

Дверь приотворилась и внутрь аккуратно проникла голова Архипа.

– Барышни, что за крик у вас стоит, ото как будто котеек душат. За мной ужо послали, чтобы присмотрел.

– Это мы радуемся, Архип! С приездом!
– мой голос был ликующим и звенящим. Конечно, для них всех моя ничем не прикрытая радость выглядела странноватой. Ну и пусть. Всё равно они все радовались вместе со мной.

И я прильнула к окошку, впитывая глазами и всеми фибрами эти, казалось бы, обычные, пейзажи.