Да, она в ней утопает. Рукава свободно ниспадают на ее пальцы. Воротник упирается в щеки, обрамляя ее лицо. Это последнее, что мне нужно, но меня захлестывает видение, как она надевает одну из моих футболок и больше ничего.

Мысленно стряхнув этот образ, я касаюсь кончиками пальцев ее спины, чтобы вывести ее, одновременно защищая от нежелательного и непрошеного внимания других пьяниц в баре. Никто не осмелится подойти к ней, зная, что она со мной.

Как только я прикасаюсь к ней, она напрягается. Даже несмотря на то, что между нами много одежды, я чувствую дрожь в позвоночнике.

Черт возьми. Все плохо. Чертовски плохо.

Мы уже почти дошли до двери, и я протягиваю руку, чтобы взяться за ручку, как вдруг появляется Виктор, шагающий так, словно он хозяин этого места. Ну, может, потому что он им и является — бар ведь называется «У Вика».

Виктор — мой приемный брат. Старше меня на пять лет и является моей полной противоположностью во всем. Там, где у меня черные волосы, у него — темно-русые. Там, где у меня темно-карие глаза, у него — цвет океана.

Мы практически одного роста, но он почти всегда выглядит выше из-за своей прически. Ему почему-то нравятся костюмы-тройки, и сейчас на нем один из его любимых — полуночно-синий с белой рубашкой под ним.

И… У Виктора самодовольная улыбка, которую я так ненавижу. Он лучше знает, почему не должен бросать взгляды на Тесс. Тем не менее он стоит перед нами и поднимает на меня бровь.

— Уже уходишь, Тео?

Я делаю глубокий вдох и бросаю на него взгляд.

— Да. Мне нужно убедиться, что она вернется домой в целости и сохранности.

В его глазах мелькает искра понимания. Его брови изгибаются, а рот подергивается, как будто он сдерживает себя от идиотской ухмылки. Виктор засовывает руки в карманы и наклоняет голову в сторону Тесс.

— Это она?

За долю секунды я оказываюсь у него перед носом и шиплю:

— Заткнись, Виктор.

Он разражается смехом и дважды хлопает меня по спине, после чего разворачивается и машет нам рукой.

— Увидимся завтра, Тео… и Тесс.

ДВА

ТЕСС

— Откуда он знает мое имя? — спрашиваю я, пытаясь сконцентрироваться на своей дурацкой походке на четырехдюймовых каблуках. Не знаю, зачем их вообще надела. Ненавижу каблуки. Ненавижу, насколько они неудобны, и ненавижу, что не смогу на них бегать в случае зомби-апокалипсиса.

Тео пожимает плечами.

— Не знаю. Может, потому что услышал, как я это сказал.

— Ха. Это странно. Но он кажется хорошим парнем.

— Так и есть.

— А еще он кажется хорошим боссом.

— Он такой и есть.

— Вы давно знакомы?

Мы останавливаемся перед его грузовиком — выцветшим серым пикапом «Додж», и он морщит лоб.

— Да, можно сказать и так.

Это единственное, что он говорит. Конечно. Если я что-то и замечаю, так это то, что говорить для Тео, похоже, также мучительно, как выдергивать зубы. Он всегда отличался немногословностью, даже в аудитории. Нет, особенно на занятиях. Профессора бросили попытки заставить его участвовать в дискуссиях.

Он тянется к двери со стороны пассажира, но я говорю:

— Подожди. Откуда ты знаешь, что я не вожу свою машину?

На его лице снова появляется неловкость, вероятно, он раздумывает, уклониться ли от ответа на мой вопрос, солгать или вообще отказаться говорить. Тео проводит уверенной рукой по лбу и макушке и стискивает свой мужской пучок в кулаке.

Боже, этот парень сексуален, горяч и безумно красив.

Он выше меня более чем на фут, у него широкие плечи, подтянутая фигура и мускулистые предплечья. На занятиях я всегда украдкой поглядываю на него, когда он пишет, потому что его руки — вены и все остальное — выглядят так… мужественно.

Конечно, у него есть шрам на щеке, но что с того? У кого нет шрамов? У меня есть. Не такие явные, как у него, но мои собственные шрамы — результат жизни под крышей человека, который ненавидит само мое существование. Колючки моего отца резали так глубоко, что большинство из них до сих пор свежи в моей памяти.

Но Тео…

Вокруг него витает атмосфера опасности, как будто с ним никто не хочет связываться. Я даже удивлена, что тот придурок в баре не понял намека. Тео не терпит ничьего дерьма. И, Боже, это чертовски сексуально.

— У тебя нет своей машины, Тесс.

Мое имя на его губах заставляет меня сжимать бедра, а в животе плясать пламя. Откуда у него такая власть надо мной?

Сосредоточься, Тесс. Сосредоточься. Ты разговариваешь с человеком, в которого влюблена уже почти год. Нельзя допустить, чтобы он считал тебя шлюхой.

Я плотнее прижимаю к себе его куртку. Есть какая-то странная близость в том, чтобы носить то, что принадлежит ему. Я чувствую его запах, ощущаю его. Это как если бы он обнял меня.