— Какие у нее планы? — спросил он Алису.

— Она хочет переехать в Пекос. Мы разберемся с финансовыми делами Шлюпа. Возможно, у него где-то остались деньги. Еще она говорила, что хочет снять квартиру, устроиться на работу на полставки. Может быть, даже поступит на юридический факультет.

Элли скакала от избытка энергии, а Кармен выглядела умиротворенной, радостной и очень красивой. Ричер поднялся и облокотился на автомобиль.

— Ты как насчет обеда? Я наладил контакт с местным кафе. Может быть, у них есть что-нибудь овощное.

— Меня вполне устроит салат с тунцом.

Ричер вошел в домик и позвонил по телефону. Заказал три сандвича. Вышел на улицу и обнаружил, что Элли и Кармен его ищут.

— А я скоро пойду в другую школу. Как ты, — похвасталась Элли.

— С учебой у тебя все будет отлично. Головка у тебя работает очень хорошо, — сказал он.

Затем Кармен выпустила из своей руки руку дочери и шагнула к нему. Секунду она смущалась, не зная, что сказать. Потом обхватила его руками и крепко-крепко обняла.

— Спасибо, — только и смогла она произнести.

Ричер тоже обнял ее.

— Извини, что это тянулось так долго.

Она лишь улыбнулась ему в ответ.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

Кармен кивнула.

— Ноя чувствую себя виноватой. Погибли люди.

Он пожал плечами.

— Вспомни, что говорил Клей Эллисон.

— Спасибо, — еще раз повторила она.

— No hay de que, senora.

— Senorita, — поправила его она.

Кармен, Элли и Алиса вошли в дом, чтобы помыть руки перед обедом, Ричер проследил, как за ними закрылась дверь, и зашагал прочь. Он не хотел, чтобы кто-то попытался его удержать. У шоссе он повернул на юг. Прошел по жаре километра полтора, прежде чем его подобрал фермерский грузовичок, управлял которым не слишком многословный, беззубый человек. Ричер сошел на следующем перекрестке и прождал на западном съезде полтора часа под палящим солнцем, пока около него не притормозил восемнадцатиколесный автопоезд. Он обошел вокруг массивного капота и поднял голову к кабине. Стекло опустилось, и громкое тарахтение дизеля заглушила музыка. Из окна высунулся водитель. Это был мужчина лет пятидесяти. Полный, с четырехдневной щетиной, в футболке команды «Доджерс».

— Лос-Анджелес годится? — крикнул он.

— Все годится, — крикнул ему в ответ Ричер.

Когда на Ли Чайлда обрушился поток читательских отзывов, ему очень польстило — и в то же время несколько удивило — то обстоятельство, что особой любовью его «крутые» триллеры пользуются у женской аудитории. Многие читательницы приняли настолько близко к сердцу образ симпатичного, но непутевого Джека Ричера, что в письмах к автору начали выражать озабоченность тем, что его персонаж пренебрегает элементарными правилами гигиены. «Я кое-что недосмотрел, — признает Ли Чайлд. — Мне казалось, главное в триллере — напряженность действия. Поэтому я не удосуживался дать Джеку время на то, чтобы принять душ или сменить белье». Читательницы «Раскаленного Эха», к своему облегчению, встретятся в романе с преображенным Джеком Ричером, который теперь чистит зубы, регулярно отправляется в душ и стирает рубашки в раковине на кухне мотеля.

Джек Ричер по-прежнему скитается по просторам Америки, тогда как его создатель, англичанин Ли Чайлд, с комфортом живет в одном из тихих северных пригородов Нью-Йорка. «Я всегда любил Соединенные Штаты, — говорит писатель. — Дожди здесь бывают гораздо реже, чем у меня на родине».

С чего начать? В жизни начало истории редко обозначено четко, редко можно сказать: вот с этого-то все и пошло. Но случается, в повседневность вдруг вмешивается судьба, давая ход череде событий, последствий которых никто не в силах предугадать.

Сейчас почти два часа ночи, а сна ни в одном глазу. Я сижу за столом с ручкой в руке и размышляю о своих встречах с судьбой. В последнее время я, кажется, ни о чем другом думать не могу.

В доме совсем тихо, только тикают часы на книжной полке. Моя жена спит наверху, а я сижу, уставившись на белый лист бумаги, и не могу решить, с чего начать. Не потому, что не знаю, о чем рассказывать, – нет, мешает мне то, что я до конца не понимаю, почему мне так необходимо выговориться. Ведь события, которые я намерен описать, произошли тринадцать лет назад, точнее, все началось еще двумя годами раньше. Но я обязательно должен попробовать все изложить на бумаге, хотя бы для того, чтобы окончательно разобраться с прошлым.