Конечно, он знал – и про ее любовь, и про ошибку, и про то, что должен быть с ней рядом. И не важно, что он тоже не железный, и приближающееся чувство смерти его пугает. Доминик знал, что переживет это, должен пережить – потом, может, будет вспоминать чаще, чем следовало бы, но все равно знать, что он поступил правильно.

Она лежала на полу в луже собственной крови, такая хрупкая – как бабочка, раздавленная небрежным движением руки. Он опустился рядом с ней на колени и осторожно подвел руку ей под плечи, чтобы приподнять ее. Он боялся причинить ей боль, но Полина лишь улыбнулась ему – жуткой алой улыбкой, показывавшей, что она лишилась большей части зубов.

– Мне нужно было послушать тебя… – прошептала она.

Конечно, нужно было. Потому что Андра была слишком спокойна, слишком легко повела их в очевидную ловушку. Чем еще мог быть тот адрес? Они искали Полину все эти дни, но безрезультатно, а она вдруг взяла и сама позвала их!

Андра не говорила ему о своих планах, а он не спрашивал. Они оба знали, что если на кону будет жизнь Полины, он сделает что угодно, раскроет любую тайну, лишь бы спасти ее. Не из-за любви, потому что он ее не любил. Доминику было достаточно того, что она хороший человек, совсем молодая девушка, у которой вся жизнь впереди.

Но не теперь, теперь-то ничего не будет. Он видел, что ее тело под одеждой потеряло форму. Андра верно подметила: Безымянные просто срывали на ней и остальных злость. Так капризный ребенок швыряет свои игрушки о стены, совершенно не беспокоясь о том, что будет с ними дальше.

– Все хорошо, – соврал Доминик.

– Вы победили…

– Да. Люди победили, теперь смерти закончатся.

– Я рада… Я только этого хотела…

Она закашлялась, и поток крови у нее изо рта усилился.

– Не нужно, побереги силы, – попросил Доминик.

– А зачем? Я умираю.

– Тебе помогут…

– Не помогут, – жестко прервала она. Ее взгляд оставался на удивление ясным. – Мне не больно… Это плохо, да? Но для меня – хорошо. Я почти ничего не чувствую… Не уходи, побудь со мной до конца, тебе не придется долго ждать.

– Полина…

Он не знал, что сказать ей, как поддержать. Все это было несправедливо – то, что случилось с ней, и то, что его огромной силы недостаточно, чтобы ей помочь. Но – как есть. От них уже ничего не зависит.

– У меня есть просьба, последняя, – неожиданно сказала она. – Она тебе не понравится, но пообещай, что выполнишь ее.

– Полина, я не знаю, смогу ли я…

– Это никому не повредит, клянусь! Я не заставлю тебя нападать на Андру или еще кого-то. Ты сделаешь это для меня… Пожалуйста!

– Хорошо, – вздохнул он, уже предчувствуя, что пожалеет.

Но что еще он мог сделать? Доминик знал, каково это – умирать. В этот миг тебе действительно важно почувствовать, что ты хоть что-то можешь изменить последним желанием.

– Ты говорил, что никто и никогда не отдавал тебе свои глаза добровольно, – прошептала она. – Поэтому ты не знаешь, сколько такие глаза будут служить тебе. Теперь узнаешь.

– Полина…

– Не перебивай, мне и так тяжело говорить! Я дарю тебе один глаз – я не хочу умирать слепой. Но один глаз я отдам. Я люблю тебя. Как странно… Я так стеснялась этого, когда мои слова были важны. Были бы важны… А может, и нет, но теперь – точно нет. Меня не будет, и ты меня забудешь, потому что я не так уж много значила для тебя. Но я хочу, чтобы ты меня запомнил. Я буду первым человеком, который отдал тебе часть себя.

– Думаю, единственным…

– Нет. Тебя легко любить, и будут другие. Но у них не будет ни шанса – потому что у тебя все равно будет она. Что бы она ни делала, что бы ты ни делал. А меня ты запомнишь.

Доминик не хотел забирать у нее глаз, однако у него не было времени спорить. Он знал, что Полина в здравом уме – она уже показала, насколько хорошо понимает его. Значит, это и правда ее последнее желание.

Он не знал, будет ли ей больно, может ли она почувствовать новую боль после всего, что уже случилось. Однако он не собирался отступать, потому что ее время ускользало от них обоих, и вряд ли Полине хотелось потратить его на бесцельные споры.

Он позволил глазам, украденным у одного из наемников секты, обратиться прахом и высыпаться из его глазниц. В его мире воцарилась привычная темнота, и Доминику даже захотелось остаться в ней, потому что в темноте хорошо и безопасно, и можно ничего не бояться, ведь ты ничего не видишь.

Но он не мог так поступить, только не с ней.

Доминик осторожно коснулся ее лица и почувствовал, что кожа у нее уже прохладная – да, осталось совсем чуть-чуть. Он призвал свою силу, ощутил, как клетки ее глаза переходят в него. Это было непривычно – совсем не то, что отбирать глаза силой у живых или мертвых. Доминику казалось, что в его кожу и кровь, а через них и во все тело, проникает нежное тепло, как солнечный лучик в дождливый пасмурный день.