– Тогда, мы пропали, – задрожал всем своим телом толстяк-министр.

– Выход всегда есть, – успокоил скорей себя, чем своего спутника, Юлиан Шепотьев, – и этот выход для нас – доступ к императорской казне, добрая часть которой теперь хранится именно здесь в четвертом техническом терминале крепости. Две сотни сундуков-контейнеров за последние сутки были переправлены с планеты под прикрытие «зеркальных» стен Кронштадта, и именно в них сейчас находится наше спасение и будущее.

– Соглашусь с вами, но лишь в том случае, если мы сможем их открыть, – неуверенно покачал головой Божко. – Но, ведь это невозможно, господин премьер-министр. Как ни старались наши специалисты по генетическим кодам активировать считывающие устройства на данных контейнерах – ничего у них не вышло… Замки начинают светиться, активируется таймер на стандартные 24 часа на операцию, а дальше все – конец…

– Черт подери, – выругался Шепотьев, – мне и без тебя это известно, болван! Я уже натер палец, на который надет мой перстень-ключ… Сам не понимаю почему замки не открываются, ведь все правила соблюдены – перстни прикладывают одновременно три министра Государственного Совета, которые перед этим получили генетические коды доступа… Все как написано в инструкции… Мне говорили, что возможно это связано с тем, что перстни принадлежали прежним владельцам и сняты были с них насильно, когда те уже были мертвы…

– И мой тоже?! – Божко в ужасе попытался сорвать массивный железный перстень-печатку, но не смог этого сделать из-за своих пухленьких пальчиков.

– Не волнуйся, именно твой достался тебе с руки пока еще живого министра, – засмеялся Шепотьев, наблюдая за реакцией своего не на шутку перепуганного подчиненного. – Твой бывший коллега самолично сдал свои регалии, в том числе и перстень в Канцелярию, когда лишился своего поста. К сожалению, поступили так же разумно лишь немногие члены прежнего Совета. Остальные заартачились и поплатились жизнью – Иван Федорович Самсонов был не тем человеком, кто долго будет упрашивать…

– Вы хотите сказать, что мой ключ так сказать «рабочий»?

– Да не знаю я, – вспылил Юлиан Шепотьев. – Мой например, то же рабочий, так как я входил в прежнее правительство… Тем не менее, все они не открывают замки, хотя таймер включался… В общем, именно для этого я и приказал притащить сюда профессора, ведь именно в лабораториях его корпорации разрабатывали эти самые замки и генетические ключи.

– Теперь понятно, – кивнул толстяк.

– Наконец-то, – похлопал по плечу Божко, первый министр, – ты своей сообразительностью освобождаешь меня от ненужных объяснений…

Вся группа, наконец, оказалась возле массивной двери – входа на верхний ярус хранилища четвертого, самого большого во всем комплексе внутренних модулей крепости, терминала. Шепотьев набрал секретный код, створки дверей шумно разошлись в стороны и министры со своими телохранителями очутились в огромном ангаре в котором по обе стороны от вошедших располагались огромные черные контейнеры из чистейшей нимидийской стали. Они были высотой и шириной в десять, а длиной – в двадцать два метра. Внутри каждого из таких контейнеров находились миллионы империалов разного номинала – это и была вышеупомянутая Казна Российской Империи. Не какие-то там пластиковые бумажки и электронные рубли, а настоящая, не подверженная никаким курсам и инфляциям валюта.

– Обладая таким ресурсом, мы не только сможем спасти свои жизни сегодня, – воскликнул Юлиан Николаевич Шепотьев, окидывая взглядом просторное помещение хранилища, – но и очень скоро станем хозяевами всей Империи. Мы купим наших врагов, если нужно перекупим из других лагерей. А еще на эти деньги создадим самый мощный имперский космофлот за всю историю экспансии! Идем же скорей, Алексей Павлович, да пошевеливайся ты…

У одного из контейнеров их поджидала вторая группа людей. Она состояла из министра Кирсанова, Густава Адольфовича Гинце и все тех же телохранителей из верных Шепотьеву людей. Когда первый министр со своим спутником подошли, скорее даже подбежали к ним, профессор Гинце уже еле стоял на ногах. Старика поддерживали двое охранников, чтобы тот не упал и не потерял сознание. На бедняге не было живого места – опричники первого министра постарались на славу, но старик все еще был жив и даже сумел съязвить, заметив подбегающего к нему Шепотьева.

– Спешите разбогатеть, господин нелегитимный первый министр, – прошептал Густав Адольфович, тяжело дыша. – Решили перед смертью покупаться в роскоши?

– Кто вам сказал, что моя смерть близка? – изумленно посмотрел на него Шепотьев, довольный тем, как выглядит человек, посмевший над ним пошутить.

– Мне не нужно видеть тактическую карту, чтобы понять то, что ваши хваленые новые хозяева и их разбойничьи эскадры потерпели поражение, ведь это так? – усмехнулся старик, закашлявшись.

– Откуда вы знаете? – вырвалось у подковылявшего и запыхавшегося министра Божко.

Толстяк осекся, заметив на себе испепеляющий взгляд Шепотьева.

– Я долго живу на этом свете, – пояснил ему Гинце.

– Проживешь еще немного дольше, если не будешь упорствовать и поможешь мне откупорить эти чертовы консервные банки! – воскликнул Юлиан Николаевич, тыча пальцем в ближайший контейнер.

– А если не соглашусь, то что, убьете меня?! – засмеялся старик. – Так ведь вы это сделаете в любом случае…