Шрифт:
В кабинете Дамиано что-то еще разбивается. Валентина оглядывается через плечо и качает головой. — Дамиано сейчас ничем не лучше тебя. Он так разозлился, что поймал вас обоих, что совершенно не подумал о том, как ему преподнести новость, и просто вывалил ее на нее.
В этот момент дверь распахивается. Мартина вылетает наружу, не давая мне ничего рассмотреть, кроме своего залитого слезами лица.
— Мар…
Она поворачивается ко мне, ее ноздри раздуваются, а глаза бросают кинжалы. — Ты. Как ты смеешь? Ты сказал мне, что все кончено. Ты разбил мое гребаное сердце!
Ее ладони упираются мне в грудь. — И знаешь что? Я справлялась с этим. Я выбрала новый путь. Может быть, это не дало бы мне идеальной жизни, но это придало бы моей жизни смысл. Кто дал тебе право отнимать это у меня?
От ее гнева кровь отхлынула от моего лица. — Мартина, тебе не нужно идти на компромисс. Ты заслуживаешь идеальной жизни.
— И это жизнь с тобой? — Она широко раскидывает руки. — Это? Это кажется идеальным? Пошел ты, Джорджио.
Она разворачивается и летит в сторону своей комнаты.
Я собираюсь последовать за ней, но Валентина прыгает передо мной.
— Не надо, — шипит она. — Она не хочет сейчас с тобой разговаривать.
Я смотрю, как она спешит за Мартиной, и когда они исчезают, оглядываюсь через плечо на Де Росси.
Он смотрит на меня с издевательской ухмылкой, и я практически читаю его мысли.
Ты потерял контроль.
И что теперь?
ГЛАВА 36
МАРТИНА
За моим вторым предложением руки и сердца последовали одни из самых долгих дней в моей жизни.
Я не выхожу из своей комнаты.
Я не пускаю в нее никого, кроме Софии и Валентины.
Моя невестка каким-то образом знает, что именно мне нужно. Она не принуждает к разговору и не делится информацией, которую мне неинтересно знать.
Это касается и Джорджио.
Мы не произносим его имени. Мы даже не намекаем на его существование.
Но вычеркнуть его из наших разговоров гораздо легче, чем выкинуть из головы.
Я делаю все возможное, чтобы не думать о нем, но это трудная задача. Как можно за несколько дней разрушить то, что мы строили неделями?
Он хотел меня, потом не хотел, потом снова хотел. И Дамиано позволил ему так со мной играть?
Что они все обо мне думают? Что я для них просто фигура, которую они могут передвигать по доске по своему усмотрению? Несколько месяцев назад я, может быть, и позволила бы им это, но не сейчас.
Не после того, что я пережила.
Я больше не чувствую оцепенения.
Та ужасающая пустота в моей груди после смерти Имоджен? Она заполнилась. Каким-то образом мне удалось заполнить ее убежденностью и желанием сосредоточиться на будущем.
Я исцелилась. И я, черт возьми, заслужила право самому решать свою судьбу.
Почему никто из них этого не понимает?
Сегодня третий день после инцидента во дворе. Нет, четвертый. Я не могу быть уверена. Я сижу в кресле с книгой, хотя за последние пятнадцать минут не прочла ни одного слова. Напротив меня сидит Валентина и листает журнал.
Когда мне приходится в десятый раз возвращаться на страницу назад, я решаю, что у меня просто нет настроения читать.
— Дамиано и с тобой так поступал? — спрашиваю я.
Валентина поднимает глаза от журнала и вопросительно поднимает бровь.
— Принимал за тебя решения, — объясняю я.
Она смеется. — Он пытается. Ему редко удается.
— Наверное, я всегда спускала ему это с рук.
— Он научится. На самом деле, я думаю, ты уже на пути к тому, чтобы он научился.
Перелистывая книгу, я выдохнула. — Он меня так раздражает. Я думала, что у меня наконец-то появился шанс помочь ему, приняв предложение, а он как будто бросил его мне в лицо. Это не могло быть так уж важно, если он так охотно отменил предложение.
Валентина складывает руки на коленях и смотрит на меня с нежностью. — Это было важно, Мартина. Но в конце концов, твое счастье для него важнее.
— Счастье? При чем тут это? Я уверена, что у меня все получится с Маттео, — бормочу я, хотя мой желудок неприятно сжимается при этой мысли.
— Думаю, Дамиано не хотел рисковать и отрывать тебя от того, кто… — Она зажимает рот. — Того, кто может быть важен для тебя.
— Что ты собиралась сказать?
— Ничего.
— Валентина. Что ты собиралась сказать?